Здесь делается вжух 🪄

поклоняемся малолеткам

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » поклоняемся малолеткам » korea // japan » hwio & sooah


hwio & sooah

Сообщений 1 страница 2 из 2

1

https://i.ibb.co/dbM7dzv/pyo-ye-jin-lee-je-hoon-1.png

2

e a r l i e r
[indent] тупая боль вгрызается по ту сторону черепной коробки, остаточными вибрациями точечно бьет в виски; пульсирует в области сонной артерии и тошнотой оседает поперек солнечного сплетения - царапает, дерет, крошит и ломает на кусочки, а потом повторно, на кусочки поменьше. помятый кусок бумаги в твоих дрожащих ладонях: кожа бледная, пластины ногтей белеют от напряжения, еле заметные, витиеватые, голубые венки выступают на тыльной стороне; губы искусаны, не осталось ни следа от бледно-розовой помады; на щеках истлети последние остатки здорового румянца, отпечаток космоса под глазами не смывают даже зарождающиеся слезинки и вниз, точно шрамами, мокрые дорожки, которые не успели высохнуть. притупленные всхлипы, неровное дыхание, растерянный, расфокусированный, потерянный взгляд: ты пытаешься все это скрыть, но все также жалобно цепляешься за мое предплечье, за мои пальцы, за меня, выискивая опору, потому что боишься провалиться на самое дно; потому что знаешь что я не отпущу, во что бы то ни стало. воздух в помещении скручивает желудок в тугую спираль, тошнота подбивает к глотке, наравне с каким-то едва осязаемым, но таким существенным чувством тревоги. начинает мутить только от одного вдоха, на второй — четкое ощущение крупного комка в горле, потому что слова, все как один, от первого и до самого последнего потеряли всякий смысл. никакой ценности, никакой морали, ничего - пусто. потому что переполненным остается только тот участок одного из предсердий, который отвечает за чувства - их так много и они кромсают болезненно бледно-алую плоть, выедают без остатка, заполоняя собой все пространство внутри: по ощущением так, словно пытаются вытеснить даже израненную душу, которая кровит, болит, ноет, изнывает, стоит только взгляду снова зацепиться за тебя; стоит только твоей ладони заерзать в моей, прося чтобы я сжал ее крепче, чтобы надавил, чтобы напомнил, то ли что я рядом с тобой, то ли что мы все еще живы и это все не какой-то паршивый сон, который въелся в наше подсознание и повторяется из ночи в ночь, изо дня в день с выверенной константой - так часто, чтобы ранить больно; так неминуемо, чтобы рано или поздно, сломать окончательно. ведь ты сейчас именно такая: разбитая, надломленная, раздробленная своими переживаниями и пожираемая заживо своими страхами, которые взяли свое начало в эфемерном желании. происходящее сдавливает, заставляет нервно, до крови кусать губы, чтобы металлический привкус осел во рту, возвращая ногами к реальности; чтобы напоминать себе о том, что мне нужно быть сильнее; что мне нужно быть рядом - ты ведь в этом так отчаянно нуждаешься. мы не замечаем никого вокруг: полупустынный коридор пахнет стерильностью, химозными чистящими средствами и мерзкими, медицинскими перчатками, запах которых вызывает отвращение с самого детства. лишь изредка чьи-то шаги доносятся в конце коридора, становятся громче, проходят мимо и утихают - мы не замечаем. не замечаем лица, взгляды, силуэты; не замечаем выдохи, всхлипы, шепотные разговоры; не замечаем чужое внимание и все кажется таким пустым, таким бессмысленным, таким неважным, отодвигаясь на второй план. прошел целый год, как мы пообещали друг другу что попытаемся, что попробуем, что сделаем все что сможем, чтобы добиться результата - за этот год изменилась только ты. в глазах потухла маленькая искорка и они будто бы лишились света; уголки губ редко выгибаются в твоей очаровательной улыбке и из глубин тебя редко вырывается звонкий смех. ты похудела значительно, питаясь исключительно диетической едой и избегая все, что кажется неполезным, но что ты так любила раньше; ты сбросила из-за постоянного стресса и ты погасла и сама. и я чувствую себя так жалко, потому что не могу все это исправить, не могу склеить твои осколки воедино, не могу смотреть на то, как с каждым божьим днем становится только хуже, становится все тяжелее, сложнее, невыносимее. как с каждым днем становишься слабее, потому что устала сражаться, как с каждым днем теряешь надежду и вместе с этим, теряешь и саму себя, потому что я тоскую, суа, тоскую по тебе. по той тебе, в которой клубилась жизнь; по той тебе, которая заражала своей любовью и солнцем; по той тебе, в которой я пропал с самого начала и в которой нашел свое спасение до самого конца. я так скучаю по той тебе, которая еще не знала, что ей придется уничтожить себя за один только год, коленками, ногами, ладонями царапаясь о каменистую дорожку ведущую в никуда. четыре года в браке и мы действительно ощутили что готовы к ребенку: мы долго говорили об этом и я, невольно, все чаще и чаще замечал как подолгу твой взгляд останавливается на семьях с маленькими детьми во время наших субботних прогулок по сеулу или воскресных вылазок куда-то за город. еще до того, как мы решились на этот шаг, ты иногда размышляла над потенциальным именем для малыша; ты останавливалась в отделах с детской одеждой и всегда с теплом относилась к нашим знакомым, которые уже успели обзавестись своими собственными детьми. я четко помню тот вечер, когда мы оба осознали что готовы к этому; когда мы оба этого хотели: ты не сделала ни единого глотка твоего любимого, ежевичного вина за ужином; ты мягко улыбалась и моментально отмахнулась от моего предложения покататься по городу, пусть ты, всегда, больше всего любила именно эту часть наших небольших свиданий. ты крутила обручальное кольцо на пальце и о чем-то думала безостановочно, а я чувствовал как бабочки в животе шелестят, когда ты целовала осторожно, мягко, аккуратно и полюбовно, неторопливо расстегивая одну пуговицу за другой на моей рубашке, пока мои ладони то но твоей уже оголенной спине, то на твоих бедрах, оглаживая горячую кожу, то скользя выше, касаясь нежно твоей груди, шеи, ключиц, предплечий. мы никуда не торопились, наслаждались каждым моментом и растягивали удовольствие, хотя, буду откровенен, суа: близость с тобой была сплошным удовольствием от начала и до самого конца каждый божий раз, когда мы это делали, будь то нежный и неторопливый секс в нашей спальне, после тяжелого и долгого дня, или будь то разгоряченный, страстный и расторопный, где-то на кухонном островке или на заднем сидении моей машины, просто потому что возбуждение приливало моментально; потому что желание не покидало меня никогда. ты позволила мне аккуратно уложить тебя на спину и накрыла мою ладонь своей, когда я потянулся к прикроватной тумбочке за резинкой - ты сказала что хочешь этого, зная прекрасно, что твое желание взаимно. мы пробовали еще несколько раз, каждый раз больше наслаждаясь друг другом, чем самой целью к которой шли, но ничего не вышло. ни в тот раз, ни в один из последующих и я чувствовал чертову беспомощность, когда ты вытаскивала очередной тест из небольшого шкафчика над раковиной в ванной комнате, а потом закрывала дверь. и с каждым новым днем, ты все больше и больше времени проводила там. спустя две недели, ты проторчала за закрытой дверью два с половиной часа и желудок скрутило от отчаяния, когда я слышал твои всхлипы, зная заранее, что результат снова будет отрицательным. я просил тебя выйти, говорил тихо, перебирая нежные слова и просьбы, но ты не была готова смотреть в мои глаза, постепенно замыкаясь в себе. я обещал что мы справимся, обещал что все получится, обещал что сможем и ты верила: верила каждому моему слову, потому что привыкла это делать; потому что мы никогда не врали друг другу. ты находила успокоение в моих объятьях, а я целовал нежно твое плечо, твою шею, твои губы, пытаясь унять твои переживания, усмирить твои хаотичные мысли, спасти тебя от всепоглощающего страха. и у нас ведь получалось в первое время, верно? я согласился пройти полное обследование; поддерживал тебя, пока ты ходила от врача к врачу; я перестал пить соджу по пятницам и перестал таскать домой жаренных осьминогов и остальную неполезную, уличную еду, потому что врачи советовали отказаться от нее. никаких однозначных ответов; огромное количество баночек с витаминами и не заканчивающиеся рецепты врачей, которые говорили что это все нам поможет. и ты загоралась снова и снова, когда результаты анализов улучшались, когда тебе говорили что ни один из нас не страдает бесплодием; когда я взял отпуск на целый месяц и мы провели его в кодже, потому что морской воздух и отдых должны были помочь. кто мог подумать, что тот месяц станет последнем в списке наших самых счастливых воспоминаний? мы действительно наслаждались жизнью тогда: было еще слишком холодно для того, чтобы купаться, но это не мешало нам каждый вечер проводить на пляже, кутаясь в теплые кофты и разговаривая о всякой ерунде, лишь бы избавить себя от груза переживаний. мы много гуляли, вкусно кушали и любили друг друга: мы были действительно счастливы и ты не позволяла себе отпускать руки, когда снова и снова ничего не получалось. мы вернулись в сеул под конец апреля - я предложил остаться еще на пару недель, но ты отказалась. сорвалась в тот вечер; ладонями растирала слезы по бледному лицу и расторопно складывала мятые вещи в чемодан. ты говорила что это бессмысленно, что это не помогает, что не хочешь больше тут оставаться и я согласился. ты заснула той ночью в моих объятьях, пряча лицо в моей груди и ты спала крепко, изнуренная собственными переживаниями. ты проспала почти до обеда и я не двигался, чтобы не разбудить тебя. спустя пару часов, мы уже возвращались домой и с того дня, все изменилось. все изменилось до неузнаваемости и я, точно зритель дешевого театра, наблюдал со стороны за тем, как ты увядаешь; как с каждым днем, блекнешь, теряешь вкус и любовь к жизни; как с каждым днем, теряешь саму себя.

[indent] — пойдем, — почти шепотом, но ты слышишь и дергаешься, поднимая свой взгляд на меня. я не отпускал твою руку, пока вставал с холодной скамейки и пальцами цеплял куртку, потому что находиться в стенах больницы с каждой секундой становилось все тяжелее и тяжелее. прошло уже несколько месяцев с того дня, как мы вернулись домой и мы пожимаем отсутствие хоть какого-то результата твоего лечения. ты медлишь, но все же встаешь; ты смотришь на меня, но ощущается будто бы через; словно не видишь, словно не можешь сфокусироваться. я отпускаю тебя всего на мгновение; собираю твои вещи и цепляю сумку, после чего снова тянусь к твоей руке и направляюсь в сторону выхода. ты молчишь; поджимаешь губы и следуешь за мной почти что машинально, автоматически, неосознанно. я замечаю лишь то, как ты в ладони сминаешь клочок бумаги и выбрасываешь его в одну из мусорных ведер в самом начале коридора: результаты наших анализов, а в самом низу небрежным почерком врача емкое и лаконичное: потенциальная бесплодность, причина не выявлена. ты так боялась услышать это слово; так пряталась от его упоминания, что именно оно и подкосило тебя больше всего. каждое наше утро начиналось с горсти таблеток, которые я пил вместе с тобой исключительно в знак поддержки; каждый вечер мы старались проводить на свежем воздухе, попивая декофеинизированный кофе на одной и той же скамейке в одном и том же парке, постоянно молча, потому что ты была слишком угнетена своими собственными мыслями; ты готовила мне одни и те же обеды на работу и перестала таскать мне выпечку во время обеденного перерыва, потому что от сладкого мы тоже отказались. вся наша жизнь превратилась в скоп однородной, монотонной, серой массы, которую я искренне ненавидел: я любил тебя всем своим сердцем, суа, но я чувствовал отвращение к тому, куда мы с тобой скатились; я держался только потому что это было ради тебя; по ощущением, я не давил по тормозам только потому что иначе, я не смог бы тебя спасти. весь твой железный остов трещит по швам; одно только движение и он на стеклянные осколки, вдребезги, сломав тебя окончательно и мне оставалось лишь периодически подклеивать уголки того, что больше не выдерживает, потому что потерять тебя, равнялось бы потерей самого ценного из всего, что у меня только было. на удивление, сегодня погода хорошая: солнце греет, ветра почти нет и я торможу, после того как мы оказываемся на улице. машина припаркована недалеко, но взгляд цепляется за небольшую территорию возле больницы, обустроенной скамейками и свежей зеленью, куда я и веду тебя. ты податливо следуешь за мной, послушно не задаешь вопросов и даже не медлишь, когда я кивком указываю тебе в ту сторону, ответом на твой немой вопрос в глазах. я знаю что ты хочешь поскорее оказаться дома - запрешься в ванной и прольешь остатки слез; вероятно, закроешь за собой дверь в спальню - никогда не ключ, потому что будешь ждать, чтобы я, спустя всего несколько минут, пришел следом за тобой и улегся за твоей спиной, прижимая тебя к себе и позволяя тебе уснуть спокойнее. я знаю, что ты не хочешь видеть людей, не хочешь слышать чужой смех, не хочешь чувствовать как рядом течет жизнь, в то время как наша собственная, будто бы застопорилась на месте, но я так устал, суа, так устал. и я хочу это все остановить. я мягко помогаю тебе усесться на одну из скамеек; рядом оставляю все наши вещи и прячу руки в карманах, направляясь в сторону небольшой кофейни в конце улицы. я замечаю как ты складываешь ладони лодочкой между ног и твой взгляд упирается в пол; я даже вижу как очередная слезинка скатывается по твоей щеке, когда я отдаляюсь на несколько шагов и сердце сжимается. нет, блять, оно трухой оседает на дне желудка; оно осколками по всей грудной клетке; она взрывом крошит ебанные ребра и все внутри меня становится месивом из боли и чувств. оно скулит, ноет, кровью обливается и в этой же крови тонет, потому что мне тяжело видеть тебя такой. потому что я знаю что не могу ничего сделать, даже если захочу. я бы весь этот мир к ногам твоим; каждую звезду с неба обвенчал бы твоим именем и собрал бы, чтобы они светили только для тебя; я бы все что только ты захочешь - но сейчас я просто не могу. и от этого паршивее всего. нам нужно было отступить, нужно было остановиться, прекратить, но отчего-то все продолжаем отчаянно поддаваться обстоятельствам, летя мотыльком в пламя огня. чтобы сгореть заживо, потому что крылья опалили уже давным-давно. искренне верим в то, что конец будет счастливым, а по итогу бьемся о стенки реальности, где все куда менее прозаично. и во мне более нет сил делать вид, будто бы мы вытерпим еще несколько ножевых ударов подряд: не вывезем, суа, не сможем. один из нас обязательно сломается окончательно, поэтому нам нужно остановиться прежде чем произойдет то самое, тотальное выгорание. мыслей слишком много, они жужжат в голове неугомонно, разом сеют сомнение и плетут паутины из беспокойства, поэтому поход до кофейни и обратно занимает у меня больше времени чем планировалось: мне кажется, ты даже не заметила. не дернулась с места, не повернулась, не подняла взгляд; ты не ерзаешь, не двигаешься, даже не двигаешься, когда я подхожу к тебе и протягиваю небольшой бумажный пакетик. — плевать на диету, поешь это. — ты поднимаешь свой взгляд, смотришь неуверенно и я замечаю как дрожит твоя рука, когда ты перенимаешь пакет из моих рук и заглядываешь внутрь, — круассан с фисташковой начинкой и вишневая слойка. ты их очень любила раньше, помнишь? — я замечаю как ты улыбаешься уголком губ совсем невесомо и я улыбаюсь ответно, после чего сажусь рядом с тобой; коленками бьюсь о твои и грею пальцы о бумажный стаканчик с кофе. я стараюсь не смотреть на тебя, но краем глаза замечаю как ты достаешь выпечку из пакета и пальцами отламываешь кусок. ты кушаешь неторопливо, медленно разжевывая и это помогает тебе успокоиться. по крайней мере, мне так показалось за те несколько мгновений, что ты съела половину одного только круассана, после чего отложила пакет в сторону, кончиком пальца вытирая уголки своих губ. живот скручивает: ты не доела не потому что наелась. ты заставила себя съесть этот вшивый кусок только для того, чтобы я переживал меньше, хотя на деле, в тебя не лезет ничего. ты стараешься чтобы я не видел как ты плачешь, ты прячешь руки за длинными рукавами верхней одежды, чтобы я не видел синеватые следы от витаминов прописанных внутривенно, ты делаешь вид что питаешься хорошо, пусть я и замечаю что ты едва притрагиваешься к еде, из-за отсутствия аппетита. ты делаешь вид что спишь по утрам, когда звенит мой будильник, пусть я и ощущаю что ты просыпаешься где-то в третьем часу ночи и с тех пор и сам не могу уснуть; ты чистишь историю браузера после каждого использования, пусть я и знаю какие статьи ты читала и какие видео ты смотрела; ты делаешь все, чтобы я не волновался о тебе слишком сильно, ты пересиливаешь себя, чтобы картинка казалась ярче, только вот я давно научился заглядывать за ширму и я знаю что тебе нелегко. я знаю что тебе пиздец как тяжело и от этого, тяжело и мне. ты начинаешь ерзать на месте, твоя рука оказывается на моей ноге, негласной просьбой поехать домой и в любой другой момент я отреагировал бы моментально; сорвался бы с места не думая, но я медлю. делаю глоток, смотрю куда-то вдаль, только чтобы не на тебя, после чего шумно вздыхаю. — к черту это все, суа. — я говорю тихо, почти спокойно, а потом перевожу свой взгляд на тебя и вижу недоумение вырисованное на твоем лице - ты не понимаешь к чему я веду или, по крайней мере, не хочешь понимать. — я не могу больше видеть тебя такой. — я замечаю как ты напрягаешься и на толику мгновения я понимаю, что мои слова могут быть истолкованы тобой иначе, неправильно: ты ведь не думаешь что я могу тебя оставить? что могу бросить, уйти, разлюбить? никогда не смогу. не после всего того, через что мы прошли. не после всей той любви, которую ты вырастила внутри меня. — у нас не получается, поэтому я хочу чтобы мы прекратили. я не говорю что мы не должны пробовать еще, но я хочу чтобы мы перестали жить так, как живем сейчас. — ты не отвечаешь, а мне с трудом дается каждое слово. потому что я не хочу ранить, не хочу всковырнуть слишком глубоко, не хочу причинить боль там, где пытаюсь ее залечить. я облизываю губы, прочищаю горло и смотрю уверенно, пока моя свободная ладонь находит твою, которая все еще находится на моей ноге. я аккуратно переплетаю наши пальцы и тяну тебя поближе - ты поддаешься. мои губы мягко касаются тыльной стороны твоей ладони, оставляют короткий, влажный след, после чего я увожу свой взгляд. больше не смотрю на тебя, зато четко ощущаю что ты не перестаешь смотреть на меня. — мне больно видеть как ты себя уничтожаешь и это того не стоит. я не хочу детей, милая, если это будет стоить мне тебя. — ты издаешь невнятный, протяжный звук, точно похожий на щенячий скулеж; точно твое сердце скрипит неистово, потому что ты больше не вывозишь. ты больше не можешь держать это все в себе - так не держи. отпусти, позволь мне перенять половину, позволь нам отступить и вернуться в зону нашего комфорта, чтобы снова быть счастливыми. — мы будем семьей, суа. я и ты. и этого будет достаточно. мы ведь можем быть счастливыми и вместе, верно? я не хочу чтобы ты больше плакала, не спала, грустила из-за этого всего. — я снова смотрю на тебя и я ломаюсь изнутри, когда вижу как на твоих глазах блестят большие крупицы слез: я отпускаю твою руку, оставляю стаканчик на краю скамейки и тянусь ладонями к твоему лицу. пальцами вытираю слезы, хаотично оглаживаю щеки, пытаюсь усмирить, успокоить, унять. я коротко улыбаюсь, пытаясь расположить тебя к себе, после чего смотрю прямиком в твои глаза и ладонями надавливаю аккуратно, прося тебя смотреть на меня ответно: — если нам суждено быть только вдвоем, тогда мне чертовски повезло что мне суждено быть с тобой. — ты улыбаешься, реагируешь на позывы и где-то внутри меня утихает целая буря; больше не топит корабли, больше не бьется соленой водой о стенки сердца. я оставляю короткий поцелуй на твоем лбу; еще один на одной из щек, чувствуя остаточный, солоноватый привкус, потом еще один, короткий, на твоих губах, собирая последний слезинки, после чего отпускаю. — я знаю что нам придется вернуться к этому разговору, но я хочу чтобы ты знала что мне это все не нужно. мне нужна только ты. — и ты кивнешь, потому что знаешь что моя псиная преданность тебе не позволит мне соврать; потому что ты и сама нуждалась в этих словах. они ведь панацеей, пенициллином, белладонной вдоль каждого твоего ранения, излечивая: я всегда буду рядом с тобой, как и обещал в день нашей свадьбы. как и обещал каждый день до этого, как обещал каждый миг после. ты позволишь себе мягко отпустить плечи и расслабиться, а потом кивнешь, когда я предложу сделать глоток кофе. мы просидим на той самой скамье еще минут двадцать, после чего поедем домой. ты позволишь мне убрать с кухонной столешницы все баночки с витаминами, все пластины, блистеры и пузырьки с лекарствами, пока будешь пить горячий чай сидя за небольшим столом и наблюдая за тем, как достаю из под магнитиков на холодильнике каждый из рецептов врача; список разрешенных продуктов; телефонный номер твоего гинеколога и расписание каждого из врачей, которых ты посещала еженедельно. а потом я предложу тебе развеяться, шутливо назову это свиданием и возьму отгул до конца дня, чтобы позже покушать вредной еды на фудкорте где-то в центре сеула, наблюдая за тем, с каким удовольствием ты ешь все то, от чего давно отказалась. впервые за долгое время, ты позволишь себе быть счастливее - будешь смеяться чаще, будешь улыбаться больше, будешь прятать свой взгляд меньше и я позволю себе поверить в то, что у нас все действительно будет лучше. мы вернемся домой ближе к ночи и ты уснешь на моих коленях перед телевизором. в нас до краев любви - мы выбираем позволять ей выплескиваться через нас.

[indent] если мое сердце было мишенью - твоя любовь была стрелой.
ты прошла через меня насквозь, поразила одним только ударом прямиком по цели и острием залезла так глубоко, что осела там окончательно. мне кажется что я знаю тебя уже целую вечность: так уж вышло, что моя вечность берет свое начало в тот день, когда в ней появилась ты. до этого все стерто, размыто, лишено смысла и цели. до этого вся моя жизнь: карточный домик, который я старательно выстраивал перед собой мнимыми надеждами, желаниями, стремлениями, и который, в одно только мгновение ломается от дуновения ветра, и мозг не сразу принимает тот факт, что конструкция блокировала окно. и передо мной свобода; передо мной самое желанное; передо мной ты. старшие классы, две задние парты, на тебе клеймо новенькой и мой заинтересованный взгляд, пока ты торопливо делаешь заметки на уроках корейского языка, потому что действительно хочешь получить высшие баллы по всем профильным предметам. я никогда до этого так быстро не западал на кого-то: откровенно говоря, суа, до тебя мне даже не нравился никто. я подсел к тебе во время обеденного перерыва, спугивая кучку девчонок, который добродушно приняли тебя; я буквально навязывал свою компанию каждый божий день и если вначале ты закатывала глаза, тогда позже - тебе потребовалась ровно неделя, - ты пошла на поводу моей настойчивости. твои родители безумно тебя любили, поэтому и позволили тебе перевестись из твоего родного, маленького городка, в сеул, чтобы получить хорошее образование. как оказалось, ты жила вместе со своей тетей; чуть ли не каждые выходные срывалась домой к своей семье и почти каждый вечер проводила за учебниками, чтобы твои родители были уверены в том, что ты благодарна им за все, что они для тебя сделали. сеул был чужим для тебя городом и ты не торопилась его познавать, вызубрив наизусть один только маршрут - от школы до дома и наоборот. спустя пару недель после нашего знакомства, пользуясь тем, что осень выдалась теплой и не дождливой, ты позволяла мне провожать тебя домой; позволяла мне угощать тебя корндогами или пуноппанами, купленными за карманные деньги; позволяла мне таскать твою сумку и добродушно махала моим друзьям, когда они слишком громко шутили о том, что я на тебя запал. я этого не скрывал, а ты понимала все прекрасно и я знал что это взаимно, потому что мы сближались. к началу декабря, ты впервые согласилась пойти со мной на некое подобие настоящего свидания; к началу марта ты согласилась со мной встречаться. я помогал тебе изучать улочки сеула; показывал тебе свои любимые места; всегда таскал с собой, когда мы выбирались куда-то с друзьями и без стеснения познакомил тебя со своими родителями. они сразу же приняли тебя; добродушно обняли при первом же знакомстве и пригласили поужинать, потому что на улице шел сильный снег и они не хотели отпускать тебя домой на голодный желудок. ты рассказала им о себе и они приняли на себя непрошенную обязанность подарить тебе что-то вроде родительской любви, которой у тебя было критически мало, из-за расстояния между тобой и твоими собственными. ты стала частым гостем в нашем доме, потому что мама тебя полюбила, а отец часто говорил что мне нельзя тебя упустить, и я не упустил, верно? тем же летом, сдав последние экзамены, ты пригласила меня к себе и я впервые познакомился с твоей семьей. знаешь, суа, я никогда не был лишен чего-то в этой жизни, но только находясь с тобой, я четко осознал что означает быть дома. мы стали неотъемлемыми частями друг друга предельно быстро и, по всей видимости, окончательно. сложно было представить нас порознь: мы постоянно крутились в одной компании; у нас были общие друзья - клянусь богом, минхек так и не решился бы поговорить с соми, если твои подружки не стали бы крутиться постоянно рядом с моими дружками. мой мир не сужался до пределов тебя лишь одной: мой мир в коллапсе с твоим, соединился воедино, поэтому мне было сложно представить что когда-нибудь, тебя не будет рядом со мной. поцелуи с привкусом ягодной жвачки за школой, во время третьей перемены; постоянно утоляемый тактильный голод вечными прикосновениями пальцев, ладоней, ног и тел; парные браслеты, парные кольца из бисера и парные проколы прямо перед выпускным, потому что ты всегда любила такие мелочи, а я, так у вышло, любил тебя любить. наша жизнь точно сценарий какой-то смазливой дорамы или такой же попсовой песенки какой-то новоиспеченной айдол-группы: после окончания школы мы вместе поступили в один и тот же университет, только по разным специальностям; спустя полгода после поступления я предложил нам съехаться в небольшую квартиру, которую снимали для меня мои родители; спустя полтора года я сделал тебе предложение. еще через год после этого мы поженились: мне не казалось что мы торопим события; не казалось что совершаем ошибку и что нужно подождать с таким решением. напротив, мне казалось что нет ничего правильнее этого решения - нет ничего правильнее неистового желания провести с тобой весь остаток своей жизни, потому что по-другому я ее себе просто-напросто не представлял. и у нас все было хорошо, верно? первая работая, стабильный заработок, возможность отказаться от финансовой поддержки со стороны наших семей и переехать в собственное жилье - небольшая квартирка в каннамгу, рядом со всеми удобствами для комфортного жилья. по будням мы работали, по вечерам ужинали вместе и стабильно, два раза мы выбирались куда-то по вечерам, чтобы развеяться; по субботам мы встречались с друзьями и навещали наших родителей и это была именно та размеренная, спокойная жизнь, которая полностью устраивала каждого из нас. без драм, без разодранных до крови болячек, без ссор, ревности, скандалов до сорванного голоса, без расцарапанного стеклом горла  - мы упивались нескончаемой любовью друг к другу и если в мире существуют родственные души тогда ты, суа, определенно была моей. той красной нитью, что переплелась между нашими запястьями, связывая нас воедино; той нерушимой связью, потому что ты была моим комфортом, моей тихой гаванью, моим умиротворением, к которому я стремился каждый чертов вечер. это всегда было больше чем просто привязанность: мои родители верят в перерождение душ и я богом поклясться тебе готов - я знаю, я уверен, я не ошибаюсь: в каждой из наших прошлых жизней мы тоже были вместе. потому что это так правильно: целовать тебя, пока ты сидишь на моих коленях, а ужин остывает на столе - медленно, тягуче, глотая каждый твой протяжных выдох и позволяя тебе дергаться от каждого моего ответного, рванного полустона. касаться тебя - горячо, жадно, сильно, чтобы оставлять отметины от прикосновений на тех участках, где кроме меня их никто никогда не увидит. быть твоим, с тобой, быть в тебе - сильно, глубоко, неспеша. считывая, читая твои желания по твоим ответным рывкам и движениям, циркулированием вдоха-выдоха сглатывать, пропуская твое удовольствие приятной отметкой, субтильной истомой через самого себя. шептать твое имя, раз за разом, как молитву, как самое святое из всего, что только может быть - едва уловимо, горячо, размазано, прямо в губы, оставляя следы под ухом, на шее, по коже обвешанной то ли родинками, то ли мурашками. влажные поцелуи на тазовых косточках; пальцами по бархатистым сантиметрам каждый из которого, от первого и до последнего, принадлежит лишь мне одному. навечно, ровным счетом как и мое сердце одной только тебе.
[indent] мне кажется я в тебя по уши.
вместо первого признания в любви: ты улыбаешься и это становится самым сокровенным из всего, что я говорил тебе. заместо обычных трех слов, потому что чувств к тебе гораздо больше, чем простая любовь. это сплетение, скоб, мешанина из эмоций в которых не разобраться, но я и не хочу. потому что я знаю с точностью, что в самой сердцевине обнаружу лишь витальную нужду оберегать тебя, давать тебе все самое лучшее, быть рядом, усмирять бушующие штормы и любить-любить-любить. бабочки в животе, в голове, в сердце, бабочки везде если ты рядом со мной. ты, суа - моя первая и последняя любовь. та самая песня, которую послушав однажды, хочешь слушать до скончания своих дней. ты - то самое солнце, которое освещает собой небо после проливного дождя и ты тот самый человек, рядом с которым мне тепло. твой запах, твой вкус, твой смех, улыбка, взгляд, твои прикосновения: нет ничего что я любил бы больше чем каждый кусочек того, из чего ты соткана, из чего ты склеена, из чего ты создана. и если мое сердце было мишенью - ты попала прямо в цель с первого раза. не промахнулась, не отступила, не повела и бровью. и в этом мире нет ничего, что смогло бы изменить мое отношение к тебе. и даже когда стены моей неприступной крепости вот-вот падут, я все равно укрою тебя от всего этого мира.
[indent] потому что мне кажется я в тебе навсегда.

n o w
[indent] было глупо верить в то, что все вернется на свои места одним только щелчком пальцев, одним только моим желанием все исправить - точно заклеил медицинский пластырь поверх огромной трещины, которую мы с тобой дали. мы старались, суа, господи - ты старалась. отпустить, хотела двигаться дальше, хотела закрывать глаза на все триггеры, которые окружали, но все было куда сложнее чем нам хотелось верить. ты продолжала смотреть иначе; недоговаривала, а на мои вопросы о том, в порядке ли ты, ты лишь расторопно кивала головой, убеждая что все нормально. ты продолжала, стабильно, раз в неделю покупать тесты и периодически закрывалась в себе, разбитая раздумьями и какими-то мыслями, возвращаясь к действительно лишь когда моя ладонь мягко отпускалась на твое покатое плечо. мы так и не вернулись к тому разговору, потому что ты не торопилась обсуждать мое решение, а я, ответно, боялся снова дернуть за больное, не зная как именно заговорить об этом. искусанными губами, словами что застряли где-то в гортани, мыслями что разъели целиком и полностью черепную коробку: мы делали вид что продолжаем жить нормально; притворяемся что все хорошо, пусть это и не так. я скидывал все на то, что тебе нужно время; я давал тебе пространство, которое ты просила и терпеливо относился к каждому из моментов твоей слабости: я и представить не мог, что именно творится внутри тебя. как много боли, беспомощности ты переносишь сейчас; как много отчаяния, бессилия, ломоты ты ощущаешь. я позволял нам обоим переживать эту маленькую утрату и терпел, потому что знал что будет лучше, будет правильнее, будет. мы старались больше улыбаться, больше смеяться, больше радоваться вещам, которые за последний год перестали делать нас счастливыми, но это все было лишь шаблонной реакцией: невооруженным взглядом было заметно, что тебя продолжает что-то терзать изнутри; ты и сама замечала, что мне тоже приходится нелегко. но у меня не было никакого права позволять этим пробоинам давить на меня: мне казалось что я обязан вернуть все на круги своя и позволить тебе поверить в то, что жизнь не заканчивается, не стопорится, что она продолжается. ты выглядишь умиротворенно: черные, отстриженные волосы аккуратно лежат на мятой подушке; ты едва уловимо посапываешь и впервые за долгое время я уверен в том, что ты действительно спишь. на часах без двадцати минут восемь: я знаю что по пятницам пробок больше чем в другие дни, и дорога до школы займет на пятнадцать минут больше, поэтому я торопливо собираюсь; стараюсь бесшумно достать из шкафа одежду, краем глаза поглядывая на плиту, на которой готовится завтрак на двоих. яичница остынет до тех пор, пока ты проснешься, но это не останавливает меня от витального желания порадовать тебя мелочной заботой. спустя десять минут я застегиваю наручные часы на запястье; осторожно поправляю рукава закатанной рубашки - на улице слишком тепло для этого времени года, поэтому я приоткрываю окно в нашей спальне, чтобы пустить свежий воздух вовнутрь. телефон вибрирует неугомонно на кухонном столе: уверен что звонит кто-то из коллег. я прикрываю дверь в спальне совсем немного, после чего цепляю пальцами смартфон: я удивляюсь такому раннему звонку от мамы, поэтому отвечаю моментально. она бодро о чем-то говорит, торопливо разговаривает и спрашивает не забыл ли я о том, что вечером нас ждут на праздновании юбилея моего дяди: я лишь вздыхаю, бросаю короткий взгляд на маленький проем и цепляюсь взглядом за спящую тебя, после чего отодвигаю в сторону и падаю на один из стульев. — думаю, нам будет лучше не приходить туда. — конечно же мама реагирует остро; моментально начинает ругать меня за забывчивость, за небрежность и безответственность и я лишь усмехаюсь, прекрасно понимая что она не всерьез. — там будут и его дети, а джихе недавно родила, верно? это все еще больная тема для суа, и я не хочу, — я слышу как ты ерзаешь, поэтому прочищаю горло и замолкаю. не хочу елозить грязными пальцами по твоим рубцам, не хочу снова ранить тебя, хочу держать тебя подальше от всего того, что способно надавить на больное. мои родители знают о том, через что нам пришлось пройти: они проявляли поддержку; успокаивали тебя в те дни, когда результаты были неоднозначными и неоднократно говорили что все будет хорошо, заставляя тебя улыбаться во время наших совместных ужинов. — я не хочу чтобы она снова на этом зацикливалась. мы ведь больше не пытаемся. — мой голос звучит тише и я встаю со стула; осторожно пододвигаю его к столу и снова бросаю свой взгляд на тебя: ты все еще спишь, натягиваешь тонкое одеяло повыше, наверняка, реагируя на легкий ветерок с улицы и я мягко улыбаюсь. я говорил своим родителям о том, что больше не хочу чтобы ты мучалась. рассказал им о том, что мы перепробовали все, но это не помогло и мы устали. я устал от этого. и они отнеслись с пониманием - по крайней мере, обещали быть тактичнее в разговорах с тобой и обещали не зацикливаться на расспросах об этом, пусть мама и просила не отпускать руки. — мы сегодня останемся дома, думаю так будет лучше. — уверен, это решение покажется и тебе намного благоразумнее. я слышу ответом лишь мычание: мама соглашается; понимает что так будет лучше для тебя, поэтому не возражает, не пытается переубедить и уверить что наше присутствие жизненно необходимо. я знаю что рано или поздно, нам придется посмотреть правде в глаза без возможности увести взгляд в сторону; я знаю, что ссадина будет болеть еще долгое время - будет пульсировать, кровить, свербеть еще много и с этим поможет справиться только время. я знаю, что рано или поздно придет опустошение, смирение, и только потом успокоение; я знаю, что будет нелегко; что будут моменты, когда нам обоим будет казаться что мы не справляемся. нам нужно лишь переждать. скрыться в самом эпицентре этого стихийного бедствия и дождаться пока оно утихнет, усмирится, пропуская вперед неминуемый штиль, но сейчас я позволяю нам прятаться в тени нашей собственной боли. я ставлю трубку, прячу телефон в заднем кармане темных джинс и торопливо собираюсь кипу рабочих бумаг с журнального столика в гостиной - ты вчера заснула на диване, пока я разбирался с работой, потому что ты никогда не идешь спать одна. я перетащил тебя на кровать сразу же, как только это заметил, чтобы тебе было комфортнее и надеялся вернуться к работе - ты зацепила мою ладонь, пальцами за мое запястье и шепотной мольбой попросила не уходить. я упал на корточки перед постелью и вместо обещания о том, что не буду сидеть допоздна, пошел на проводу сонной тебя: я отключил везде свет, торопливо почистил зубы и улегся рядом с тобой, позволяя тебе прижаться плотно к моей груди. конечно работа недоделана, но это не имеет никакого значения. замечаю что уже опаздываю; одергиваю наручные часы и шиплю сквозь зубы, прежде чем схватить остаток папок, пиджак со спинки кресла и торопливо направиться к выходу. ты все еще спишь, пусть я и не слышу больше твое дыхание, но будить тебя не хочется. ключ повернутый в зажигании; усталый выдох; короткое сообщение: «задержусь на работе, будь дома к шести» сброшенное тебе и прочитанное, на удивление, спустя всего одну только минуту; выезд на проезжую часть, вшивые пробки до самого начала чертовой улицы и слепящее солнце прямо в лицо. к счастью сегодня пятница. к счастью, меня дома будешь ждать ты.

[indent] машина останавливается на парковке ровно в пять: тридцать пять. весь салон пропах специями, жаренными кальмарами и прочей едой, которой я закупился по дороге: ты не писала мне целый день; не ответила на один единственный звонок в мой обеденный перерыв и я предположил что ты чувствуешь себя неважно; что слишком устала. пару дней назад, мы говорили о том, что хотели бы посетить какой-то новый ресторанчик открытый в нашем районе и я обещал сделать это сегодня: к концу дня, я словил себя на мысли что скорее всего, ты этого не захочешь, поэтому обошелся лишь едой на вынос из этого заведения. я достаю телефон, открываю чат с тобой: ты была в сети ровно два часа назад; мое утреннее сообщение так и осталось не отвеченным. я невольно напрягаюсь, но причин для заметного переживания нет, поэтому я не позволяю тревоге окутать липкими руками мои внутренности; не позволяю беспочвенному страху засесть где-то за шиворотом и беспокойству осесть в самом низу живота. я расстегиваю верхние пуговицы рубашки, снова закатываю рукава и поправляю едва взъерошенные волосы, после чего выхожу из машины, цепляя лишь пакеты с едой. пиджак, бумаги и прочие вещи остаются на заднем сидении - обещаю себе забрать все это позже, потому что сегодня это не имеет больше никакого значения. потому что сегодня, важнее всего только ты. хотя, будем откровенны: ты - приоритетом всегда, сколько я себя помню. на первом месте, вопреки издевкам минхека - «мать твою, хвио, ты каждого из нас променял бы на нее без лишних раздумий, верно?»; вопреки ироничным высказываниям соми - «будешь скулить как щенок, если она тебя бросит, хвио»; вопреки всему этому ебанному миру, веришь? и где-то на затворках затравленного мозга обязательно тараторил неумолимый, неумолкаемый голос внутреннего демона, который говорил что не заслуживаю ничего хорошего, раз ничего хорошего не сделал, но ты убеждала меня в обратном. убеждала каждый день, когда была со мной рядом, когда не отпускала мою руку и не позволяла мне оступиться - именно это я хочу сделать для тебя ответно. защитить, уберечь, спасти; заслонить тебя от самых холодных ветров, стать стеной за которой ты будешь чувствовать себя в безопасности, стать тем, который никогда тебя не отпустит, потому что удержу во что бы то ни стало. я обещал, помнишь? и свое обещание я сберегу чего бы мне это не стоило. мысли в хлам, но сознание еще на месте. лицо меняется в выражениях стоит только повернуть ключ в замочной скважине и сделать несколько шагов вглубь квартиры: лучи закатного солнца проскальзывают через тонкие дуги на окнах; раскрашивают в ярко-оранжевые оттенки белые стены - сердце падает кубарем к ногам, когда замечаю как на кухне все осталось нетронутым - ты не притронулась к еде и мне кажется, ты даже не заходила в эту комнату сегодня. я оставляю пакеты с едой на столе; ощущаю как внутри меня все крошится стремительно быстро - мы ведь старались; мы ведь пообещали друг другу что все будет нормально. все стены, устои, все пьедесталы и возвышения за один только миг, одно только мгновение сравнялись с землей; смешались с копотью и грязью прямиком под ногами. от былого спокойствия не осталось ничего; внутри грызет болезненно едкий страх. свет горит только в спальне: ты никак не реагируешь на мой приход. не выглядываешь через приоткрытую дверь как обычно; не рвешься в мои объятья, шлепая босыми ногами по теплому полу; не зовешь меня по имени, привлекая к себе внимание. я не получаю ничего и ты даже не оборачиваешься, когда я открываю дверь спальни и проскальзываю внутрь комнаты. зрелище паршивое: ты достала небольшой чемодан из шкафа - последний раз, мы пользовались им когда провели тот самый месяц в кодже, - открытый наспех он валяется прямо перед тобой. из шкафа вывалена вся твоя одежда, вперемешку с моей; она разбросана по полу, будто бы ты не знаешь что с ней делать. ты дрожащими руками пытаешься собрать одну из футболок, но у тебя не получается и ты отступаешь; сминаешь в комок и откидываешь в сторону; пальцами зарываешься в распущенные волосы и ладонями растираешь лицо - не сомневаюсь, пытаешься избавиться от слез, потому что чувствуешь мое присутствие; потому что знаешь что я пристально наблюдаю за тобой. я не знаю что на тебя нашло; не знаю что спровоцировало тебя и к счастью, я не чувствую никакой злости - лишь растерянность, потому что не знаю что говорить, не знаю что делать, не знаю как реагировать. я подбираю с пола одну из твоих блузок, свою рубашку, твой свитер, которые стоят на пути к тебе, небрежно запихиваю их на одну из полок распахнутого шкафа, после чего обхожу тебя: — суа, милая, посмотри на меня, — ты делаешь это не сразу; пальцами заправляешь волосы за ухо, шмыгаешь носом; подушечками растираешь щеки и только когда я протягиваю руку ты позволяешь себе за нее зацепиться и я помогаю тебе встать, только для того, чтобы мягко притянуть к себе. я знаю что ты не хочешь смотреть в мои глаза; прекрасно понимаю что в таких ситуациях, визуальный контакт дается тебе тяжелее всего; знаю, что говорить тебе тоже нелегко, поэтому прижимаю тебя к себе и ты поддаешься. делаешь неуклюжий шаг вперед, лбом утыкаешься в мою грудь и отпускаешь руку, позволяя моей левой ладони оказаться на твоей спине, оглаживая сквозь тонкую ткань одежды; правая зарывается в твои волосы, бережно расчесывает темные прядки и массирует кожу головы. я не знаю сколько времени мы проводим так: кажется, прошло минут пять, прежде чем ты позволяешь мне бережно тебя оттолкнуть. — расскажешь что произошло и что все это значит? — я стараюсь звучать спокойно, наблюдая за тем, как ты садишься на край кровати. — куда ты собралась? — я мог бы предположить, что ты захотела навестись своих родителей и это казалось бы разумной идеей. я предлагал тебе поехать куда-то за город на пару недель; думал что смена обстановки, климата и окружений поможет; был уверен, что отдых в пусане или чеджу пошел бы тебе на пользу. даже поездка в твой родной город смогла бы разрядить эту обстановку, которая продолжает царить в нашем доме и сейчас, но это было бы ложью; враньем, которое скормил бы сам себе. потому что ты не любила брать с собой много вещей, когда навещала свою семью; потому что ты не приняла бы такое решение, не поговорив со мной; потому что мы всегда едем туда вдвоем. сомнение оседает прогорклым вкусом; на кончике языка жжет какой-то едкостью то ли обида, то ли поганая безысходность, потому что в очередной раз все не так, все не правильно, все не как того хотелось. хотелось кому? тебе хотелось нормальную семью и к этому времени, в твоих планах, было обзавестись ребенком; полностью поменять планировку квартиры и по вечерам гулять втроем - возможно, мы бы даже завели собаку, чтобы соответствовать всем стандартам идеала, только не получилось, не вышло, не повезло. мне хотелось чтобы весь этот кошмар поскорее подошел к концу - чтобы ты не страдала, чтобы не съедала себя изнутри уроборосом, чтобы все вернулось на круги своя и было как раньше, потому что вдвоем меня больше чем устраивало, только вот не выгорело, не свезло, не срослось. все планы в утиль; все стремления, надежды, желания примерно туда же и мне больно осознавать что как бы сильно мы не старались, как раньше уже точно не будет. слишком много всего произошло, мы прошли через слишком многое и это, неминуемо, оставляет свой заметный след на нас с тобой. пока ты собираешься со своими мыслями, я подбираю с пола чемодан, закрываю его и отношу в один из уголков комнаты; под твоим пристальным наблюдением, я с пола убираю всю одежду, цепляя руками мятые ткани. это поможет мне держать все под контролем; это поможет тебе сказать, в конечном итоге, все то, что накопилось, что рвется наружу, что не можешь больше держать внутри. не хватает терпения только на то, чтобы аккуратно разложить все по вешалкам и полкам, поэтому кучей забрасываю все внутрь, с пометкой что разберемся позже, после чего закрываю двери шкафа и фокусирую все свое внимание на тебе: — что не так, суа? — голос звучит неуверенно; как-то предательски ломается, поэтому я прочищаю горло, прежде чем повторю вопрос: — что не так с нами? — так звучит правильней, кажется, но откровенно говоря - я и сам не нашелся бы ответом. мы ведь старались, мы делали, мы так хотели, тогда почему не получается? почему приходится проходить очередной круг ада, в надежде что будет проще, но легче не становится? и я хочу верить, что в твоих словах я найду ответы, но твои слова лишь бьют по мне сильнее. неужели ты думаешь, что нас уже не спасти? неужели ты думаешь, что я позволю тебе уйти?

Отредактировано nam hwio (2023-04-23 23:23:00)


Вы здесь » поклоняемся малолеткам » korea // japan » hwio & sooah


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно