[indent] ⁃ кажется, это за тобой, - ари заглядывает в кабинет так, что видно только ее голову. она открывает дверь шире и указывает пальцем в сторону выхода. я смотрю на нее непонимающе, отрываюсь от бумаг и откладываю в сторону простой карандаш, которым делала заметки, - сонхо,- говорит она, и я кидаю взгляд на настенные часы, - сонхо здесь, - и я понимаю. понимаю, что в очередной раз забыла о наших планах, в очередной раз не предупредила тебя о том, что не смогу освободиться раньше, в очередной раз заставила сделать целый крюк, чтобы поехать не на прямую домой, а заехать в участок: мой телефон разряжен в ноль, и я не позаботилась о том, чтобы подсоединить его к сети, и теперь меня наверняка ожидает очередная лекция о том, как по-детски я себя веду и как неправильно поступаю, заставляя тебя волноваться, но я - я не думаю об этом? я складываю все в толстую папку, выключаю ноутбук и поднимаюсь с кресла, разминая затекшие плечи. выключаю свет, закрываю дверь кабинета и, перекинув через согнутую в локте руку куртку, прощаюсь со всеми знакомыми ребятами, оставшимися в наполовину опустевшем участке. за прозрачными дверьми видно твою машину: ты не занял парковочное место, остановился прямо у бордюра и терпеливо ждешь. как обычно, ты стоишь, вычитывая что-то в телефоне; я поджимаю губы, оглядываю свое растрепанное отражение в зеркале и, растеряв былую уверенность, выхожу к тебе. ты отталкиваешься от крыла серого гелика, обходишь машину и открываешь мне дверь по-джентльменски, но прежде, чем я сажусь в машину, ты, как обычно, целуешь. прижимаешься теплыми губами к моему лбу, зная, насколько я не люблю активное проявление эмоций на публике, сжимаешь мою свободную ладонь коротко, обозначая касание, и возвращаешься к своему месту. я знаю, я разочаровываю, но ты не позволяешь себе вспылить и высказать что-то. ты сдерживаешься, и от этого еще хуже, на самом деле. я пристегиваюсь, как только машина трогается с места, и складываю ладони лодочкой между коленей. между нами нет никакой неловкости и, стоит отметить, что ее не было никогда; мне кажется, что ее не было даже в день нашего знакомства; я все еще слишком отчетливо помню, как это произошло, и иногда мне нравится мысленно возвращаться в тот сырой пасмурный вечер, нравится думать о том, что эта встреча стала судьбоносной для меня, значимой и по-настоящему необходимой. ты ведешь неторопливо, держишь руль одной рукой, а второй что-то печатаешь в телефоне, прежде чем прикрепить его на магнитный держатель и включить голосовые уведомления в навигаторе, а я залипаю: на то, как непослушными прядками обрамляют лицо черные волосы, выбившиеся из укладки; на то, как плавно дергается острый кадык верх-вниз, на то, как ты время от времени облизываешь и кусаешь губы: на то, как поправляешь воротник рубашки; на то, как пальцы крепко обхватывают руль так, что выступают голубоватые вены; на то, как ткань брюк плотно облегает напряженные бедра, и в какой-то момент ты замечаешь мое пристальное внимание, усмехаешься уголком губ, но молчишь, не комментируешь, и я тянусь ближе к тебе, чтобы поправить волосы, чтобы огладить обтянутый пиджаком бицепс, разглаживая складки, - тебе уже говорили, насколько горячо ты выглядишь за рулем? - спрашиваю, не скрывая любопытства - это даже не попытка во флирт или кокетство, мне правда интересно. ты смеешься тихо, низко, поражено, - надеюсь, что нет. хочу быть первой, - продолжаю самоуверенно, и ты замолкаешь. успокаиваешься и смотришь впервые пристально, внимательно, что-то высматривая во мне, и это смущает. на этот раз отворачиваюсь я, так и не получив ответ на свой вопрос; я разглядываю проносящиеся виды за окном и не вздрагиваю, когда твоя ладонь оказывается на моем колене, ласково сжимая, а потом разбивает замок из пальцев, чтобы переплести свои с моими, и это так привычно. я позволяю тебе сделать это, улыбаюсь, прячась за распущенными волосами, и ощущаю спокойствие: все хорошо. все в порядке, пока ты рядом, пока моя рука в твоей руке.

[indent] я знаю, насколько важным для тебя был этот вечер. я знаю, потому что ты говорил мне об этом несколько раз и несколько раз спрашивал, смогу ли я составить тебе компанию. сейчас мне безумно стыдно, потому что я говорила «да», соглашалась легко так, словно сдержать слово не составит никакого труда, но я ошибалась. ты собирался отметить подписание выгодного контракта в компании инвесторов и близких друзей, с которыми все еще не успел меня познакомить, и я правда хотела быть там с тобой, и я даже купила платье и туфли, чтобы выглядеть хорошо (ты говорил, что я могу прийти в чем угодно - это не так важно, джинсы, униформа или юбка, но я не хотела приковывать взгляды и привлекать лишнее внимание, не планировала заставлять тебя объясняться за меня и понимала, что ты будешь благодарен за это) рядом с тобой. ты заботился обо мне каждую минуту своей жизни и тебе не мешала твоя работа, встречи и контракты, но я - как бы ни пыталась - не могла отплатить тебе тем же. мы не спорили из-за этого, не ругались, не скандалили. ты относится ко мне снисходительно в какой-то степени, но больше - уважительно, и меня это безумно восхищало, сонхо. не смотря на разницу в возрасте практически в неполные десять лет, ты не вел себя со мной как с ребенком, считался с моим мнением, моими интересами и потребностями. ты замечал перемены во мне, волновался, опекал и оберегал, и рядом с тобой я позволяла себе по-настоящему расслабиться, не сомневаясь в том, что ты будешь охранять мой покой. и я хотела, чтобы ты получал такое же отношение в ответ. я читала об инвестициях в свободное время, листала новостные сводки о компании, в которой ты занимал не последнюю должность, о тех, чьи имена ты называл ненароком во время совместного ужина, смотрела новости, если в них упоминалось что-то, о чем говорил ты, чтобы потом спросить, уточнить, дать понять - ты важен мне со всех сторон, важен каждой гранью своего существования, и ты был благодарен. твоя мягкая светлая улыбка сражала меня наповал каждый раз; она топила арктический лед в груди и пробиралась далеко, в самую глубь сердца, прожигая одну дыру за другой. не сомневаюсь, ты прекрасно понимал, какую власть имеешь надо мной, и я не возражала против этого. всякий раз, когда мы оставались наедине и ты раскрывал руки для объятий, я усаживалась на твои колени, чтобы прижаться щекой к плечу или груди, обнимая; всякий раз, когда ты предлагал оставаться на ночь, я соглашалась, используя запасную щетку в твоей просторной ванной и переодеваясь в твою футболку на ночь; всякий раз, когда ты заезжал во время обеда, я присоединялась к тебе, чтобы перекусить вместе чем-нибудь жутко калорийным и сытным, а потом скучать до самого вечера и не обращать никакого внимания на смешки коллег, удивляющихся тому, насколько я разная - с ними и с тобой. удивлялся, кажется, даже бохен: он не говорил ничего, и я не думаю, что мы могли поговорить о личной жизни - его или моей, но он смотрел всякий раз странно, будто с сожалением, будто осознал то, что не осознавал раньше, и я старалась игнорировать эти взгляды, не понимая их природы и значимости. с ним было просто и легко. с ним было интересно и волнительно - в каждую секунду, потому что мы были вместе двадцать четыре на семь, мы работали вместе, жили вместе, спали вместе, разговаривали, целовались, трахались - и не было ни дня, чтобы мы ни виделись или не общались, и воспринимать его как-то иначе я не могла. ты же все еще оставался загадкой, не до конца раскрытой книгой, которую я читала неторопливо, полюбовно переворачивая одну страницу за другой и оставляя закладки в тех местах, которые пыталась запомнить. и все же я не могла пойти против себя. не могла проигнорировать взволнованную ари, ворвавшуюся в кабинет без предупреждения, одевающуюся на ходу и проверяющую табельное оружие. ее голос дрожал, был взвинченным, когда она говорила об очередной зацепке; о том, что наша девочка, проходившая по делу свидетельницей, не отвечает на ее звонки и сообщения, но до этого писала сама и была странной. нельзя было медлить, и я, сдирая с нижней губы тонкую кожицу до крови, набирала тебе торопливо и сухо: «прости, изменились планы». я выключила телефон сразу же, чтобы не отвлекаться от него, просунула руки в рукава тонкой кожаной куртки и вылетела из участка следом за ари и сухеком, чувствуя, что эта ночь не будет ни для кого из нас простой, и я лучше бы я ошибалась, потому что -

[indent] - потому что позже, включив телефон, я не увидела от тебя ни сообщений, ни звонков. мое ты оставил прочитанным и был в сети последний раз четыре часа назад. я не знала, стоит ли тебе звонить, стоит ли тебя беспокоить, но я не хотела добираться до участка на такси, а потом возвращаться в пустую квартиру, напоминающую о том, что моей работы всегда будет недостаточно, потому что каждая вторая семья в этом проклятом жилом доме проблемна. мне требуется практически двадцать пять минут, прежде чем я решаюсь: зарядки осталось совсем мало, и я набираю тебя, надеясь, что ты ответишь. надеясь, что не ответишь, тоже. ⁃ сонхо? - ты не подводишь, отвечаешь на звонок, но молчишь, ждешь, когда я продолжу, наверное, соображаешь не до конца, и я не заставляю тебя долго ждать, выравниваю голос, прежде чем поинтересоваться: ты сможешь забрать меня?
[indent] ⁃ где ты? - у тебя хриплый ото сна и тихий голос, и мне становится стыдно за то, что я разбудила тебя, но этой ночью мне не хочется возвращаться в участок и тем более не хочется оставаться одной. мне кажется, что я сойду с ума, свихнусь, если рядом не будет хоть кого-то, но самая главная проблема в том, что мне не нужен хоть кто-то. мне нужен ты рядом; мне нужны твои касания, твоя крепкая ладонь, твой сочувствующий взгляд, твои ласковые поцелуи, твой тихий голос. мне нужна твоя любовь, безвозмездная, потому что в ответ я принесу тебе одну только боль, разрывающую мою собственную душу на куски.
[indent] ⁃ я скину геолокацию, -  ты не говоришь ничего больше и сбрасываешь, а я присаживаюсь на бордюр, подтягиваю колени к груди и обхватываю их руками. утыкаюсь подбородком и закрываю глаза. день был откровенно паршивым, ночь - еще хуже. тело девчонки, которую мы искали, прочесывая одно злачное место за другим в течение нескольких часов по неверным наводкам, на нашли уже остывшим, и у нас не было никаких шансов ее спасти, а ублюдок, решивший воспользоваться беззащитностью подростка, еще и над телом надругался. ее разорванная одежда не прикрывала ничего; ее большие глаза смотрели в никуда, распахнутые в ужасе, а тушь, смешавшаяся со слезами, тонкими струйками застыла на мягких пухлых щеках. помада размазалась, чокер из разноцветных рассыпавшихся камушков выделялся ярким пятном, и на теле - на бледной девичьей коже остались напоминанием заалевшие синяки, темнеющие и желтеющие попеременно. мне не удалось сдержать эмоций, не удалось справиться с потрясением, хоть я и видела раньше подобное. во рту все еще стоит металлический привкус крови, а горло першит после того, как меня прополоскало между двумя мусорными баками в узком переулке. было сложно еще и потому, что рядом никого не оказалось: бохен уехал из города, и если обычно всю грязную и сложную работу он благородно брал на себя, то сегодня мне пришлось столкнуться с ней лицом к лицу, пока ари выжидала судмедэкспертов, а сухек удерживал появившихся из ниоткуда назойливых журналистов с камерами. они торопились обличить очередной провал полиции и обвинить нас в бездействие, и были бы правы - за последние три месяца количество жертв увеличилось с трех до семи, а у нас не было ничего: ни биоматериала, ни отпечатков пальцев, ни опознавательных знаков, ни фоторобота, ни даже подозреваемых, и я чувствовала такое бессилие, с которым невозможно справиться. я устала разговаривать с родители пострадавших, устала опускать голову вниз, принося извинения за то, что не смогла помочь и соболезнования, устала выслушивать проклятия в свой адрес и адрес всех представителей органов правопорядка, но понимала - они правы. они все чертовски правы в своей злости, обиде и ненависти. я не знаю, каким чудом оставалась наплаву. наверное, меня удерживал только ты. удерживали друзья. удерживал пацаненок, за которым я присматривала, удерживал бохен, который в первую очередь всегда был негласным авторитетом и образцом для подражания. но все сыпалось. все медленно и верно разрушалось, и что уничтожится следующим - лишь вопрос времени.

[indent] от канализации несет отходами; на окраине сеула, в этих жутких трущобах, атмосфера соответствующая. я стараюсь дышать через раз, чтобы тошнота не подступила к горлу свежим позывом; нахожу в кармане узких, измазанных в грязи и, возможно, чужой крови джинс пачку жвачек и забрасываю одну в рот, разгоняя мятный вкус и отвлекаясь на него; я не слежу за временем и не знаю, сколько успевает пройти минут - тридцать, сорок, может пролетел мимо меня целый час, но машину замечаю сразу и без труда определяю, что она - твоя; круглые фары слепят, лучи, рассыпающиеся перед высоким капотом, скачут, когда ты проскакиваешь колодец, и я неторопливо встаю, стоит только тебе остановиться напротив. ты молчишь, не смотришь на меня, не глушишь двигатель, не выходишь, чтобы коснуться или обнять, и я ощущаю это напряжение даже сквозь металл двери и темное матовое стекло. я оттряхиваю задницу, оттряхиваю руки, обхожу массивный гелик спереди и сажусь в теплый прогретый салон. ты смотришь куда-то вперед; крепко держишься за руль, выглядишь безумно уставшим. на тебе, как обычно, классическая рубашка и классические брюки; разве что рукава закатаны до локтя, а на штанинах заломы после долгого дня. от тебя вкусно пахнет, твои волосы практически в порядке и даже щетина не пробивается на щеках или подбородке, и во всем этом - в том, как выглядишь ты и в том, как выгляжу я, такая колоссальная разница. я только сейчас по-настоящему понимаю, насколько на самом деле мы не похожи. насколько мы не подходим, возможно, друг другу, потому что в этой тачке я выгляжу как инородный предмет, попавший случайно. рядом с тобой я выгляжу как оборванка, напросившаяся на милостыню или подачку, но это не злит меня и я на тебя не обижаюсь, я слишком устала и слишком вымоталась, я слишком разбита и слишком подавлена, и этих «слишком» настолько много, что я не замечаю того, что стоило бы увидеть невооруженным глазом. молчание между нами больше не воспринимается легким и ненавязчивым; оно тугое, густое, тягучее, как патока, нет, скорее как деготь, и я тону в нем. если бы ты не вдавил ногу в педаль газа, выворачивая на проезжую часть под светом гаснущих уличных фонарей, я бы предпочла выйти из машины, потому что ты, сонхо, прямо сейчас олицетворение того, что происходит внутри меня. в голове что-то щелкает и я вдруг начинаю понимать - ты такой не только сегодня. ты такой последние пару дней, а может - целых недель; мы проводим критически мало времени вместе из-за работы, и даже не твоей; тебе никогда не составляло труда освободить для меня вечер - ты уезжал из офиса раньше, ты работал из дома, чтобы провести мой выходной со мной, ты уезжал обратно позже, если я оставалась у тебя на ночь, чтобы мы могли насладиться обществом друг друга, но так было раньше. я не помню, когда в последний раз оставалась у тебя; не помню, когда в последний раз мы ужинали где-нибудь; не помню, когда говорили по телефону дольше, чем несколько минут; не помню, когда отвечала на твои сообщения вовремя; не помню, когда замечала тебя в своей жизни, но помню, когда задвинула тебя на второй план так легко и спокойно, словно это было в порядке вещей. и ты оставался терпеливым по отношению ко мне. но сейчас ты выглядишь так, словно твое терпение достигло своего предела. я поджимаю пересохшие губы, задеваю языком болезненную ранку, тянусь было к твоей руке, лежащей на собственном бедре, но вовремя замечаю остатки какой-то грязи между запястьем и пальцами, и отдергиваю руку моментально; мои пальцы, огрубевшие, слишком худые, узловатые, не похожи на тонкие и женские, моя ладонь - сухая, вытянутая не сохраняет в себе изящество, и это так четко бросается в глаза прямо сейчас. ты не замечаешь мою дерганость или просто хорошо притворяешься, не подавая вида; я прячу ладони друг в друге, складывая их в замок, перевожу взгляд на тебя. ты едешь быстро и наверняка нарушаешь, игнорируя правила дорожного движения, и это - тоже впервые; я допускаю мысль о том, что ты хочешь поскорее избавиться от моей компании, и она - эта мысль - больно режет по живому. я отворачиваюсь к дороге, чтобы заметить знакомые высотки: - я думала, мы поедем к тебе, - потому что к себе я не хочу. потому что дома меня ждет холодная кровать, застеленная мятым бельем, жесткий диван, две баночки пива в холодильнике, одна зубная щетка в стаканчике в ванной, засохший фикус, немытая чашка с остатками кофе в раковине, пачка быстрорастворимого рамена в навесном шкафу и сковородка с пригоревшими свиными ушами; потому что дома меня ждет очередное напоминание о том, что я останусь одна, и к этому напоминанию я не хочу возвращаться. ты не отвечаешь, не сворачиваешь с маршрута, едешь к моему жилому комплексу, игнорируешь мое присутствие и я начинаю волноваться, - сонхо? - ты смотришь, поворачивая голову, будто ждешь продолжения, и я смотрю в ответ, пытаясь разглядеть в твоих глазах что-нибудь; хотя бы отблеск неравнодушия, но там - абсолютная пустота, спрятанная под ледовой корочкой, - пожалуйста, давай поедем к тебе? - пожалуйста, не оставляй меня сегодня. не оставляй меня завтра и послезавтра, не оставляй меня ни в один из дней моей жалкой жизни. не дай мне остаться наедине с моими страхами, комплексами, от которых я так отчаяно бегу; не позволь мне мучаться бессонницей в пустой кровати, милый, позволь мне найти утешение этой ночью в твоих объятиях, в твоей любви, в твоих касаниях. отвлеки меня горячими требовательными поцелуями в душе или на кухне, в спальне или в зале, на кровати или в кресле, или на полу - где угодно, только бы с тобой; напомни мне, что я принадлежу тебе не только душой, но и телом; напомни мне, как я с ума схожу от потребности быть присвоенной тобой; сделай со мной все, что хочешь, но только лиши меня возможности думать без остановки о том, что происходило сегодня. заставь меня видеть тебя, а не холодное мертвое тело юной девочки, лишенной помощи, не спасенной, брошенной нами. разве я так много у тебя прошу?

[indent] разве ты не можешь дать мне все это?