e a r l i e r

[indent] это до ужаса банально и непритязательно; это так клишировано, что практически смешно; это самый настоящий фарс, давно переросший трагикомедию, и я не знаю, как еще это назвать и как описать, потому что слов, осуждающих или оправдывающих - нет. почему-то мне всегда казалось, что так бывает только в кино; что люди не настолько глупы, чтобы повторять чужие ошибки так буквально, но не все отличаются повышенным уровнем интеллекта и не все имеют хотя бы чуточку гордости. так уж вышло, что джиро оказался глуп, а изуми не знала себе не цену и не имела ни капли порядочности. но все это - пустое. возможно, мне самой следовало быть осмотрительнее. следовало написать сообщение джиро, позвонить и предупредить, что я вернусь раньше запланированного, чтобы поработать из дома, потому что встреча отменилась, а в офисе все равно нет нужной отчетной документации за прошедший месяц. и дело даже не в том, что я пыталась оправдать мужа - с пометкой 'бывший' и подругу; скорее, я просто хотела уберечь себя от неприятной неожиданности и остаться в незнании, чтобы не лишиться той стабильности, к которой так привыкла хотя бы в одной из сфер своей жизни. ключи со звоном опустились в керамическую ключницу на невысоком столике в просторной прихожей, туфли встали в рядочек с другими парами уличной обуви, а ремешок маленькой сумки перевесился через петличку на вешалке. я не заметила ничего не обычного, потому что в каждой комнате нашей квартиры была звукоизоляция, но чем ближе я приближалась к открытой кухне, тем отчетливее слышала звуки, слышать которых в своей квартире не должна была; замедлившись, будто сомневаясь в собственной адекватности или пугаясь того, что увижу, я все же сделала еще несколько нерешительных шагов по направлению к раздвижным панорамным дверям, никогда не закрывающимся и по сути бесполезным, чтобы на кухонном островке узнать по густой роскошной шевелюре и зеленой шифоновой рубашке изуми: она сидела на гладкой столешнице из настоящего мрамора, за которую я отвалила неприлично огромную сумму во время ремонта, широко разведя ноги; широко настолько, насколько позволяла ее строгая узкая юбка, задранная практически до сохранившейся идеально узкой талии; а между них - длинных ног в черных чулках, облегающих, словно вторая кожа, пристроился, пыхтя, как паровоз, джиро. в отличие от нее, он был практически раздет. рубашка свисала со спинки высокого стула, отодвинутого назад ради удобства, штаны были спущены, и я даже видела, как его ягодицы поджимались от каждого ритмичного толчка. он сжимал бедра изуми, царапая капрон и подцепляя ногтями тугие резинки, целовал ее куда-то в шею и шумно сипел, пока она прижимала его к себе пальцами с длинными острыми ногтями - одна ладонь прочно спряталась в его густых волосах, вторая прилипла к потной от усердия спине. по правде сказать, эта картина все еще преследует меня, и я не испытываю ничего, кроме отвращения к ним обоим; кроме жалости и разочарования в самой себе. но не из-за того, что мне изменяют в моем же собственном доме, а из-за того, что я так поздно об этом узнала. я не знаю, как долго смогла бы стоять и смотреть: нас всех отвлек мой мобильный, зазвонивший в этой интимной полутишине слишком резко. изуми замерла, обернулась через плечо, сталкиваясь своим шальным взглядом с моим, наверняка пустым и отрешенным; джиро даже не сразу остановился, продолжая толкаться у нее между ног, прежде чем она ударила его по плечу, чтобы он остановился, и слезла с островка, одергивая юбку вниз, прикрывая обнаженность, и запахивая полы расстегнутой блузки, под которой, как и под юбкой, не было нижнего белья. я могла бы ей позавидовать и даже понять своего мужа: в ее возрасте (а изуми была старше меня лет на десять) она выглядела шикарно благодаря ежедневным занятиям в зале, пилатесу, танцам и плаванию с тренером. у нее была шикарная большая грудь, крутые бедра и подтянутый зад; она умело флиртовала с мужчинами, разведенная со своим первым и единственным мужем; не отказывалась от свиданий и жила за счет таких вот разовых ухажеров и своего сына, который зарабатывал, что очень забавно, большей частью благодаря мне. я не походила на нее: не такая выдающаяся грудь, не такие широкие бедра, а вместо длинных густых волос и пухлых губ с лошадиной дозой гиалурона - аккуратное удлиненное каре и тонкие губы, но я следила за своей внешностью, не запускала себя, хоть и не зацикливалась на том, как выглядит моя кожа или насколько дорогая одежда, и почему-то я была уверена, что джиро это устраивает. он зарабатывал меньше меня, да и работал, если честно, тоже гораздо меньше; он ездил на машине, которую могла ему позволить я; жил в квартире, за которую платила я; ездил отдыхать туда, куда хотел, потому что отдых оплачивала практически всегда тоже я. он не смущался этого: так казалось; я не давила на него, не требовала стараться больше, потому что не придавала деньгам великое значение; у нас не было детей и даже попыток их завести за все годы брака, и это тоже меня нисколько не смущало. джиро был не готов, а я пользовалась этим, углубляясь в вопросы продюсирования. так что теперь - когда они оба передо мной, испуганные, всполошенные и растерянные, я не могу понять, что заставило его это сделать. он застегнул ширинку, вжикнув молнией, но рубашку на накинул; его безволосая мягкая грудь тяжело вздымалась, рыхлый живот ходил ходуном и даже тогда - глядя на него и глядя на изуми - я не знала, почему она вообще на него клюнула, обладая тем, чем, собственно, обладала. разговор вышел откровенно тяжелый: они сами рассказали, как к этому пришли. сидели на диване напротив меня, как нашкодившие школьники, но по-настоящему виноватым выглядел только джиро. он смотрел в пол, не решаясь поднять взгляд, но изуми - изуми вела себя совершенно иначе. запрокинув высоко узкий острый подбородок, она излучала уверенность и будто бы чувствовала превосходство; так, словно поимев моего мужа на кухне моей квартиры она переплюнула меня - хотя, в чем? я считала ее своей лучшей подругой; я рассказывала ей обо всем, что меня когда-либо терзало, и даже когда наш брак стал меняться, а от джиро разило холодом, я бежала за советом к ней. я правда не хотела спускать все на тормоза и держалась за этот брак. я боялась лишиться привычного уклада жизни, если вдруг хоть что-то изменится, и поэтому продолжала старательно поддерживать затухающий огонь всеми возможными способами. я доверяла ей всю свою жизнь, уверенная в ней так, как ни в ком другом, и мне хватило одной только ее просьбы, чтобы взять ее сына в компанию даже без проб и предварительного прослушивания другими продюсерами. твоя стажировка оплачивалась за счет компании, ты жил, ел, тренировался, учился бесплатно только потому, что твоя мать просила меня об этом, и я не жалела, не упрекала тебя в этом, не позволяла кому-то считать тебя своим любимчиком и все равно ставила наравне со всеми, просто опекая чуть больше, взяв ответственность на себя - и это - все это не стоило ровным счетом ничего. изуми забыла о том, что было между нами, забыла о той доброте, которую я питала к ней, влезла в мою жизнь и начала разрушать ее, снося кирпичик за кирпичиком, по одному, как будто это доставляло ей невыразимое удовольствие. она не оправдывалась передо мной, не извинялась и не пыталась объясниться, пока джиро что-то мямлил. она смотрела уверено, растянув губы на кукольном фарфоровом лице в едкой ядовитой улыбке и чего-то томительно выжидала. возможно, истерики, возможно, моих угроз, возможно слез и попыток выцарапать ее узкие кошачьи глаза и повыдирать клочьями мягкие волосы, но я старалась держаться изо всех сил, чтобы не показать, насколько вся эта грязь сломила меня, надломив стойкий, как я думала, стержень. правда в том, что я справлялась со многим: с критикой, с откровенными неудачами и провалами, с отказом влиятельных мужчин мириться с тем, что я - женщина - составляю им здоровую конкуренцию, что мои артисты не бегут от меня, боясь рабских контрактов, а чужие - уже освободившиеся от гнета, стремятся присоединиться, ища легкости и защиты хоть где-то. я справлялась с ненавистью завистников, с пожеланиями облажаться, проваливаться, обанкротиться и сдохнуть в мучениях, я справлялась с лживыми обвинениями, упреками, подставами, избегала умело интриг и не позволяла втянуть себя в скандалы, потому что была уверена в том, что люди, окружающие меня - моя семья, мои друзья - моя крепость. но эта крепость дрожала, расшатываемая изнутри, и все это именно сейчас рухнуло, заволакивая сердце пылью и заставляя его разрываться от боли и обиды предательства. разговор так и не состоялся. изуми надоело слушать телячье блеянье джиро; она встала и ушла, не теряя остатки уверенности, но потеряв остатки гордости, и я ушла тоже; заперлась на ключ в нашей спальне, не зная, что делать, что говорить, как смотреть на мужа, на человека, которому я верила не смотря ни на что. теплая ванная не помогла расслабиться и успокоиться, не избавила от мыслей, кишащих ураганом раздраженных пчел в голове. я терла жесткой щеткой кожу до покраснения в надежде, что физический дискомфорт поможет избавиться от душевного, но не спасало даже это; все процедуры - пиллинг, скрабирование, очищающая маска, увлажняющая маска, сыворотка, крем, нанесение легкого макияжа - ничто из этого не отвлекало мыслей и, подкрашивая веки мягким карандашом, я не удержалась и расплакалась, цепляясь пальцами за бортики широкой прямоугольной раковины. цеплялась так, словно больше не за что и не за кого; так, будто кроме меня и ее нет вокруг больше ничего. истерика, непрошенная, ненужная, заставляющая задыхаться, оседая на пол и царапая шею, чтобы эти стоны, всхлипы не застревали в глотке, не прекращалась. пугало только то, что я не могла понять, что ее провоцирует: шокирующая правда? бессилие из-за всего этого? невозможность повлиять на ситуацию или, быть может, то, что мне все равно? что мне все равно на джиро, что я не испытываю к нему того, что должна испытывать замужняя женщина? что кольцо на пальце - это лишь символ, а не приятное напоминание? что разбита я не из-за его поступка, а поступка изуми? все это наваливалось скопом, все это давило, угнетало, разрывало на маленькие, совсем крохотные частицы, а гулкое осознание того, что никто мне помочь не сможет, только накаляло ситуацию еще сильнее, до настоящего предела, границ которому не было видно.

[indent] я смотрю на тебя внимательно: ты говоришь о чем-то, ковыряясь палочками в своем удоне с курицей, перекладываешь початки молодой кукурузы отдельно и топишь лапшу в густом темном соусе, прежде чем подцепить и отправить в рот. ты говоришь, а я не отвожу взгляда, но не слышу совершенно, и ты невольно опускаешь собственный ниже, краснея кончиками ушей и откровенно смущаясь; все проходит мимо меня, мой омлет с вешенками стынет, зато стопка пустеет одна за одной и ощущаю приятное тепло в животе от согревающей изнутри крепкой рисовой водки. пить с тобой - последнее, чем мне стоит заниматься, но компания неприхотливая, болтливая и ненавязчивая, мне не нужно делать ничего, чтобы поддерживать этот односторонний разговор, и я не смотрю даже на телефон, перевернутый экраном вниз, но вибрирующий практически безостановочно. я знаю, что это джиро: успокоившись и вновь приведя себя в порядок, я решила, что оставаться дома не стану; решила, что не хочу видеть его бледное, испуганное, виноватое лицо; решила, что не позволю ему заговорить со мной, прикоснуться в попытке попросить прощения, потому что от одной только мысли об общении с ним тошнота подступает куда-то к горлу. так что, переодевшись в платье, которое купила на нашу годовщину, но так ни разу и не надела (джиро писал, что задерживается на работе, но он не задерживался в своем офисе никогда, так что теперь я не сомневаюсь в том, что он просто где-то трахал изуми, пока я отменяла бронь столика в новом ресторане недалеко от нашего района), натянув туфли на каблуке и забрав ключи от машины, я ушла из дома, не оставляя после себя ни намека на скорое возвращение. первой мыслью было отправиться в какой-нибудь клуб или бар, но это было опасно: пристальное внимание мне сейчас не было нужно, а репортеры всегда оказывались где-то поблизости, причем в самый неподходящий момент. в ресторан ехать было бессмысленно, потому что ужинать в одиночестве я не собираться, напиваться и совершать ошибки - тоже. на самом деле, я знала, куда мне нужно. знала, что я хочу сделать. знала, но решиться было сложно: то, что я собиралась сделать - ужасно и несправедливо по отношении к тебе, но желание насолить твоей матери, желание увидеть, как вытянется ее лицо, как разъедутся в презрительной гримасе губы, как она начнет задыхаться, теряя самообладание - все это добавляло уверенности, и сделав очередной круг по туристическому центру токио, я срулила в район сибуя - это было не так далеко, а самое главное, там жила изуми. и там сейчас должен был находиться ты. я понимала, что откровенно рискую: во-первых, ты мог отдыхать со своими друзьями; во-вторых, ты мог быть занят работой; в-третьих, твоя мать могла быть дома - но я не думала ни о чем из этого, когда оставляла машину на подземной парковке и на лифте поднималась до последнего этажа. не думала, когда звонила в дверь и не думала, когда спустя практически минуту открыл ты, глядя удивленно и - что обязательно бы заставило самооценку подняться еще чуть выше в любой другой ситуации - восхищенно. твои волосы были влажными, наверное, ты не так давно вышел из душа, и просторная черная футболка местами липла к коже. длины домашних шорт не скрывала крепкие ноги, и я намеренно задержала на бедрах взгляд, имея только одну цель на этот вечер. мое любопытство не скрывалось от тебя и ты чувствовал себя явно немного неловко, потому что я никогда не позволяла себе такого откровенного внимания и наблюдения за тобой, но ты все же держал себя в руках, улыбался, как обычно, солнечно, и я была безумно рада, что внешностью ты пошел в своего отца, а не в мать, иначе улыбку, которая тебе досталась от него в том числе, я бы захотела стереть самым жестоким способом. ты еще не ужинал, и я тоже, но у меня и аппетита особо не было; однако, ты все же заказал еду из ближайшего ресторанчика, и пока лапшу, маринованные овощи и омлет везли, предложил послушать наброски, которые подготовил за прошедшие выходные. мне нужно было время, чтобы набраться храбрости и сделать первый шаг, поэтому я бездумно соглашалась на все, не вникая: я слушала демки в небольшой студии, все же делая в уме и на листке пометки предложенной ручкой, соглашалась со звучанием и поражалась тексту: ты не ударялся в лирику настолько сильно раньше и это было чем-то новым; я старалась не зацикливаться на том, как ты буквально весь обмер, ожидая вердикта, и только кивала головой время от времени, делая выводы. работы отвлекала, пусть мне и казалось, что я не смогу сосредоточиться. я не так часто слушала сырые версии и варианты, обычно за меня этим занимался кто-то другой, но каждый раз ты обращался за советом, чего-то ожидая, какой-то особенной реакции, но не получал ее ни разу. - звучит так, будто ты влюблен, - я откладываю ручку в сторону вместе с листком и встаю с диванчика следом за тобой. ты отвечаешь что-то неразборчивое и идешь к двери встречать курьера, а я понимаю вдруг, что мне твой ответ не нужен: ты и правда влюблен. но, к сожалению, совершенно не в того человека. в человека, который хочет использовать тебя для своей изощренной мести, не больше. твои чувства слишком очевидны. ты превращаешься в щенка золотистого ретривера, даром что не хватает хвоста; лыбишься, как дурачок, пытаешься ненавязчиво ухаживать, проявляешь знаки внимания, не забывая о том, что я замужем и у тебя априори ноль шансов, и это могло бы очаровать, но мне тебя жаль и я сочувствую этим чувствам, обреченным на провал. я надеюсь разочаровать тебя этим вечером и надеюсь, что это заставит тебя отвернуться от меня, потому что мне не нужны отношения. особенно с кем-то вроде тебя. с кем-то, кто красиво влюбляется, а потом жестоко оставляет. молодость - то, что привлекательно в тебе для других и то, что отталкивает меня, не может сделать меня счастливой, и я не хочу, чтобы ты хотя бы пытался. я продолжаю убеждать себя в этом, когда ты подливаешь мне водки, а себе воды, потому что следишь за формой перед объявлением гастрольного графика, и именно в этот момент, собирая всю волю в кулак и набираясь смелости, я опускаю ладонь на твое голое колено. смуглая кожа вмиг покрывается мурашками, рука с поднесенным стаканом ко рту дрожит, и несколько капель льются мимо, стекают по пухлой нижней губе к подбородку, и этого хватает для того, чтобы я, двинув ладонью выше, прижалась к нему - подбородку, гладкому и свежевыбритому, губами, собирая крохотные капли. ты замираешь, и я уже готовлюсь к тому, что оттолкнешь, поддаваясь моральным и нравственным принципам, но ты только выдыхаешь шумно, раздвигаешь ноги шире и поворачиваешь голову вбок, подставляя губы под поцелуй. я веду - уверенно, не теряясь, боясь передумать, млею от твоего доверия и прерываясь, вставая с мягкого удобного стула. ты понимаешь без намеков и помогаешь усесться на стол, за которым мы только что вместе ужинали, держишься ладонями за талию и тянешься за поцелуем вновь, и я не отказываю. я не отказываю ни тебе, ни себе ни в чем: ни в желании собрать пальцами ткань футболки в складки, когда ты давишь сильнее, чем нужно, и это так по-неправильному заводит; ни в желании зацепить зубами нижнюю губу, чтобы заставить тебя сипло выдохнуть и низко застонать; ни в желании опустить ладони выше и подхватить края, заставляя тебя футболку снять и обнажить молодое подтянутое тело, не забывающее о физических нагрузках. и ты не отстаешь. ты тянешься к моей спине наощупь, находишь молнию и тянешь ее вниз, расстегивая узкое платье; помогаешь избавиться от него, отшвыривая куда-то в сторону и следом же избавляешь от лифа в том числе. ты замираешь, останавливаешься на миг, впиваешься взглядом так, словно одними глазами можешь прочувствовать все, и от этого обожания, этого непритязательного восторга мне становится не по себе. ты такой искренний и живой, ты такой милый, влюбленный и очарованный, и я на грани, чтобы все это остановиться ровно до тех пор, пока ты не раздвигаешь мои ноги шире, пока не устраиваешься между них, пока не прижимаешься поцелуем к животу, ласково, нежно, без напора и агрессии, без попытки присвоить, захватить или пометить. ты бережен, трепетен и бесконечно мягок. твои губы движутся плавно вверх, к груди, чтобы облюбовать, обласкать, не обойти вниманием, и я путаю пальцы в твоих волосах, прижимая ближе, ведь когда ты отодвигаешься, тебя становится так мало. ты не молчишь, шепчешь что-то в горячке, делаешь комплименты, говоришь о моей красоте, но я не хочу слушать, не хочу слышать все, не хочу верить, потому что это не так. потому что ты всего лишь молод, глуп и возбужден; за тебя говорят твои гормоны, а не твое сердце, и в этом нет никакой правды; твои шорты недвусмысленно натягиваются в области паха палатной, я чувствую, насколько ты возбужден, своим бедром, и тянусь рукой, чтобы ослабить давление пояса шорт. как оказалось, белья под ним нет, и на мгновенье мне становиться смешно: у вас с твоей матерью это одна привычка на двоих? но практически сразу становится не до смеха, потому что я нахожу это чертовски горячим. то, что все это время ты был без белья рядом со мной, почему-то заводит еще сильнее, и я дразняше касаюсь пальцами влажной пунцовой головки, ровной и гладкой, а ты, дергаясь от переизбытка ощущений, кусаешься, сжимая зубы чуть крепче. время, по ощущениям, замирает; ты тянешь вниз мои трусики, спускаешь их до щиколоток и каждую полюбовно в косточку целуешь, прежде чем стянуть до конца белье; раздвигаешь ноги еще шире и на пробу - боже, карубе, уверенным настолько ты выглядишь еще сексуальнее - вводишь пальцы, заставляя сжаться от ощущений, глухо замычать, сжимая крепко губы и в следующую же секунду громко взвизгнуть, потому что хлопаешь по бедру властно и требуешь: - не сдерживайся, - ты продолжаешь ласкать ладонью, попутно надрачивая, и когда приставляешь ко входу головку, водишь вверх-вниз, дразня, прижимаешься еще и губами к моим губам, не целуя толком, а сминая каждую по очереди - я понимаю, что лучшего со мной не было никогда. ты не торопишься за ощущениями, не гонишься за собственным удовлетворением; ты оказываешься невероятно чутким любовником, твои прикосновения везде - и везде они отзываются гулкой душевной болью. ты скользишь внутри плавно, останавливаешься, когда я сжимаюсь вокруг, чтобы усилить ощущения, целуешься, гладишь, сжимаешь и не отпускаешь ни на мгновенье, и я правда не знаю, сколько мне нужно времени, чтобы достичь пика: ты догоняешь спустя несколько минут, кончаешь на свою же футболку, чтобы не запачкать, и даже это отдается дрожью в самое сердце. ты улыбаешься устало, но довольно и счастливо, целуешь в щеку, говоришь о том, что скоро вернешься и обнаженным шлепаешь в ванную. я слышу, как включается вода и хлопает один за другим дверцы шкафчиков. вероятно, ты решил набрать пены и устроить продолжение романтического вечера для нас, рассчитывая на что-то большее, но я здесь не за этим. я натягиваю твою футболку, прикрываюсь твоими шортами и выуживаю из сумки телефон, чтобы сделать наспех несколько фоток. одеваюсь, пока ты не вернулся, застегиваю неуклюже платье, подбираю сброшенные на пол туфли и не забываю сотовый, прежде чем тихо выскользнуть из квартиры. ты не замечаешь моего отсутствия ровно четыре минуты, и мне хватает этого времени, чтобы сесть в машину и вырулить с парковки ровно в тот момент, когда двери лифта раскрылись, а за ними показался ты, босой, в наброшенной торопливо одежде и в полной растерянности. ты писал и звонил, пытался выяснить, в чем дело, потому что думал, что все в порядке; спрашивал, что сделал не так и почему я ушла, а потом резко перестал. я не планировала доезжать до дома, но оставаться в отеле мне не хотелось. джиро не спал, когда я вернулась. он вскочил с дивана, как будто так с него и не вставал весь день, попытался перерезать мне путь, но так и не решился этого сделать, и позволил мне вновь закрыться в нашей спальне, выключить телефон и после принятого наспех душа забраться в кровать. след от твоего укуса превратился в полноценную метку на стыке шеи и плеча. это было единственным следом и напоминанием о том, что произошло, помимо сделанных фото. выбрав наиболее удачное и узнаваемое, я отправила его изуми, не добавляя подписи и кидая ее в черный список моментально. мне плевать на ее реакцию, плевать на ее материнское сердце и осознание, что ее сыном воспользовались. мне не плевать только на то, что так я поступила именно с тобой.

n o w

[indent] я никогда не сомневалась в собственной смелости. уверенности. силе. но последняя встреча с тобой меня изрядно пошатнула. проснувшись утром от того, что джиро долбился в дверь как проклятый, я вдруг поняла, что не смогу приехать в офис. ни сегодня, ни завтра, ни даже в ближайшую неделю, потому что не смогу посмотреть на тебя. к моему сожалению, ты оказался куда настойчивее и увереннее: ты приехал сам. поэтому, наверное, джиро так и бесился. ему не хватало наглости выставить тебя вон, особенно потому что, он на постоянной основе имел твою мать везде, где им вздумается, и наверняка не сомневался в том, что вы, возможно, даже породнитесь. он делал вид, что все в порядке, когда я все же открыла дверь, неумытая и даже не причесанная. я не хотела видеть тебя в таком виде, но и в другом тоже не хотела; поэтому, запахнув халат потуже, я все же вышла навстречу, но в квартиру не пустила. меня поражало то, что ты зашел настолько далеко. поражало, что тебя не смутило присутствие моего мужа у меня дома, там, где он и должен быть, на самом деле, и это немножечко, самую малость, пугало; - боже, ты в порядке, - это было первое, что ты сказал тогда, а мое сердце пропустило удар от щемящей нежности, скользившей в твоем голосе; - я пришел сказать, что я в курсе, азуми. мать как из ума выжала. она все рассказала, - ты продолжил тут же, запуская пальцы в волосы, а мое сердце по ощущениям перестало биться вовсе, - вот как, - голос мне будто не принадлежал, - значит, теперь ты знаешь и то, почему я приезжала, верно? - ты киваешь и порываешься что-то сказать, что-то спросить, но я не позволяю, - уходи, карубе. здесь нечего обсуждать. возвращайся к музыке, если все еще думаешь работать со мной. забудь о том, что произошло. это ничего не значит, - ты хочешь перебить, ты начинаешь злиться, я вижу это, но не позволяю не сказать ни слова, добавляя холодное: - ты не нравишься мне. уходи, - повторяю вновь, и ты сдаешься. твой напал сдувается, плечи опускаются ниже, ты отводишь в сторону взгляд, а потом пятишься назад, разворачиваешься и бегом спускаешься по ступенькам вниз, игнорируя лифт, ожидающий позади. портить все (тогда мне казалось, что я, наоборот, спасаю) у меня выходило превосходно, но оценить это не удалось ни одному из нас. ты больше не писал; разве что по работе и на почту официальными письмами скидывал тексты, наброски и демки. тебе нужно было время, как и мне, и мы его друг другу подарили, но хватило тебя всего лишь на несколько дней, а потом все началось по новой. джиро был в курсе, что я подала на развод и надеялся, что я передумаю за время своего спонтанного отпуска, но я и не думала этого делать. адвокаты готовили бумаги, пока я грела косточки в солнечной греции, отдыхая от работы, забот и семейных хлопот, приносящих одни проблемы. в компании справлялись прекрасно и без меня, обращались только для согласований новых проектов и подтверждения уже существующих; адвокаты обращались с вопросами изредка, а ты каждый день спрашивал, как мои дела, насколько на корфу тепло, была ли я на родосе и планирую ли перебраться на крит. тебя, казалось, не смущает совершенно ничего, зато все это смущало меня, и я игнорировала, прочитывая сообщения, но не отвечая на них. меня хватило на огромные три недели практически ничегонеделанья. я ела, пила, загорала, отдыхала и наслаждалась жизнью так, как очень давно уже не: то слишком много дел, то несовпадение графиков отпусков, то еще какая-то хрень, которая мешала все оставить и уехать куда подальше; сейчас все складывалось как никогда лучше и мне бы забыться, уйти от всего, но от себя самой убежать не получалось, и я думала-думала-думала о произошедшем, постепенно отпуская ситуацию. смириться с тем, что джиро я не любила уже очень давно далось мне с легкостью. может, и я была для него где-то далеко и между нами пролегала пропасть? такая глубокая, что и представить нельзя. от этих мыслей мне становилось грустно. что-то в его глазах всегда навевало печаль, но я предпочитала не обращать на это внимания, зато теперь приходилось пожинать плоды собственного хладнокровия и вечной занятости. засыпая в домике на воде, я пыталась представить, как все могло сложиться иначе: что было бы, если бы после медового месяца мы не окунулись с головой в попытки заработать побольше? как сложилась бы наша жизнь, если бы я настаивала на желании завести ребенка и убедила бы его в том, что нам необходим малыш? что, если бы я возвращалась каждый вечер пораньше, чтобы приготовить ужин самостоятельно, а не заказывать очередную доставку? если бы мы создавали быт совместными усилиями, а не обременяя заказами дизайнера-интерьера? если бы обсуждали планы вместе и делали их совместными, если бы путешествовали вместе, если бы выбирались из города хотя бы в выходные? может быть тогда бы все вышло совершенно иначе и мы были бы счастливы вместе? я, джиро, наш ребенок; кошка или собака для малыша, прогулки по вечерам, занятия спортом, поездки куда-нибудь к морю, пикники, вылазки в горы? я думала - и не могла представить. словно такая жизнь и не для нас вовсе; даже, скорее, не для меня; словно не в моих силах стать хорошей женой и заботливой матерью; словно не в моей природе готовить ужины, сохранять порядок, создавать комфорт для других людей; словно не по мне делить свой уют с кем-то другим, даже с мужем - и тогда все встает на свои места. четкий график и распланированная по минутам жизнь. секс по средам и субботам, потому что в четверг я работаю из дома, а джиро едет на работу после обеда, а в воскресенье у обоих выходной; по понедельникам и пятницам ужины в ресторане, потому что задерживаемся допоздна; отсутствие какого-либо взаимодействия во вторник, потому что у меня зал, а у него посиделки с коллегами в баре. мы каждый божий день говорим об одном и том же, не пытаясь разнообразить жизнь хотя бы чуть-чуть, и это странно, на самом деле, что мы продержались так долго, потому что, все еще засыпая в домике на воде я прихожу к выводу: я никогда его по-настоящему не любила. а потом почему-то вспоминаю твое лицо. вспоминаю, как ты улыбаешься всякий раз, когда мы пересекаемся в стенах бизнес-центра или в твоей студии, в лифте или на парковке; как ты подсаживаешься в кафетерии, если наши обеденные перерывы совпадают (а они совпадали всегда, потому что ты подстраивался каждый раз); как ты заговариваешь первым постоянно о всякой ерунде или о чем-то серьезном; как делаешь комплименты новой стрижке, укладке, маникюру, платью или деловому костюму, парфюму - наклоняясь непозволительно близко и втягивая его носом так старательно, что задевал кожу, заставляя напрягаться и отодвигаться из-за непонятного и необоснованного волнения; как ты открываешь всякий раз дверь, пропуская вперед, отодвигаешь и задвигаешь для меня и за мной стул, таскаешь кофе, воду и таблетки от головы, если я задерживаюсь дольше обычного, и задаюсь вопросом: а было ли хоть раз такое с джиро? мне не нужно время на раздумья, потому что я знаю итак - нет, не было. в последние годы он позволял себе забыть о моем дне рождения, в то время как ты помнил: заказывал цветы и в офис, и в на квартиру. пышные свежие букеты, обязательно разные, но одинаково красивые. ты интересовался мной, как человеком, задавал вопросы и выклянчивал ответы и тогда, когда я была не в настроении, но всегда помнил о границах. не забывал о кольце на моем пальце, не лез дальше положенного и все же поджимал всякий раз в недовольстве губы, когда я упоминала своего супруга при тебе, словно одно только его имя доставляло тебе жуткий дискомфорт. разумеется, все это - абсолютно все - не стало для меня откровением прямо сейчас, но я осознание, что ты, кажется, влюблен по-настоящему, тронуло не на шутку. а потом также не на шутку разозлило, потому что, серьезно? между нами разница в возрасте в добрые десять лет, если не больше; тебе бы интересоваться ровесницами да теми, кто помладше и посговорчивее, а не теми, кто водит дружбу с твоей матерью и использует из уходовой косметики все антивозрастное. но ты настойчив. тебе все равно на цифры, и потому это особо не парит и меня саму - разумеется, только в перспективе и только в моих размышлениях о пространном и необязательно сбыточном будущем: сейчас разницей в возрасте не удивишь вообще никого, но это все равно может принести проблемы. если кто-то узнает, тебя не поймут. фанатки сожрут заживо, причем с потрохами, не позволив тебе оправдаться, извиниться, сказать, что все это неправда. для них ты - их мечта номер один, их принц на черном мерседесе, их ангел, тот, кто посвятит им сердце, любовь и всю свою жизнь. причем, не им - как совокупности,  а каждой из них, иначе смысл вообще любить тебя? критики не останутся в стороне и обвешают ярлыками, уверенные, что ты держишься на плаву только за счет того, что твоему продюсеру полюбился твой член, а не прекрасная душа, и я сомневаюсь, что ты обдумывал все эти риски, иначе не был бы таким напористым и отчаянным. мне не нужны лишние проблемы, и если эти проблемы организуют отношения с тобой - даже только в перспективе - я откажусь от них точно так же, как уже отказалась от тебя. сможешь поверить в это, карубе?

[indent] оставаться в этой квартире нет никакого желания. джиро не против забрать ее в себе и говорит об этом в здании суда, а я с трудом сдерживаю язвительную усмешку: ну, разумеется он оставит ее себе; ему некуда идти и он совершенно не способен найти что-то лучшее, чем есть, и я не против ее оставить в обмен на машину. он не спорит, больше ни на что не претендует, потому что не имеет права в принципе открывать свой рот и просить хоть чего-то, поэтому заседание проходит в рекордно быстрые сроки. я думала, что судебные тяжбы затянутся на несколько часов и потребуют перерывов для обсуждений и попыток привести стороны к примирению, но нам хватает сорока минут, чтобы управиться всем и расставить подписи на всех необходимых бумагах, подготовленных юристами. джиро предлагает пообедать вместе в последний раз, но я предсказуемо отказываюсь: за последний месяц в одиночестве я пришла к осознанию того, что не скучаю. не злюсь. не обижаюсь больше. даже не осуждаю и благодарю за возможность поставить во всем точку и разбежаться во избежание допущения подобных ошибок. он кивает, поджимает губы и ловит такси, пряча руки в карманах брюк; мне нечего ему больше сказать, и не то, чтобы я имела хоть какое-то желание общаться как раньше, поэтому я завожу двигатель и выезжаю с парковки. за время моего отсутствия накопилось много дел, требующих личного присутствия, поэтому, даже не заезжая на квартиру, которую сняла несколько дней назад на первое время неподалеку от здания компании, я еду прямиком в центр, надеясь застать кого-нибудь на месте еще до начала обеденного перерыва. с этим мне, к сожалению, не везет: поиск парковочного места отнимает слишком много времени, и когда я поднимаюсь на нужный этаж, здороваясь со знакомыми и незнакомыми людьми, офис оказывается пустым. кабинеты закрыты, и за дверьми не слышно каких-либо звуков; конференц-залы оставлены на проветривание, а о присутствии в них людей говорят только перекинутые через спинки кресел пиджаки или разложенные чистые листы с ручками или карандашами для заметок или внесения поправок в готовые тексты. гудят кондиционеры в коридорах, кулеры, подогревающие воду и остывающие кофе-машины, но больше - ничего. шорох от каблуков тонет в высоком ворсе коврового покрытия, нет необходимости с звучать тише - мешать здесь вовсе некому, и я залипаю в телефон, чтобы рассортировать письма на почте, пока добираюсь до своего кабинета. роюсь в сумке в поисках ключей, но не нахожу и слишком поздно вспоминаю: оставила у входной двери дома, как перекладывала содержимое одной сумки в другую, поменьше и поудобнее. приезжать сегодня не было никакого смысла и эти катания - пустая трата времени, не стоящая того: я могла бы поработать из дома, но отсутствие знакомых лиц за время отпуска так осточертело, что хочется живого человеческого общения, а не переписок и пустых созвонов по телефону. я все оставляю злосчастный замок в покое, понимая, что не смогу попасть внутрь, а запасных ключей нет ни у кого, потому что они тоже у меня дома; собираю отросшие волосы, закалываю зажимом под основание и шагаю обратно - уже без особого энтузиазма и испытывая явное разочарование: ни знакомых, ни работы мне, видимо, сегодня не видать. в коридоре появляются только уборщики, освобождающие мусорные ведра от пустых стаканчиков или стиков от электронных сигарет, но они меняются слишком часто, чтобы я запомнила хоть кого-то. лифт, никому не требующийся в ближайший час, стоит на месте, сразу же раздвигает створки с тихим звоном и стремительно несется вниз, как только я зажимая сенсорную клавишу на маленьком мониторе. к тому моменту, как кабина достигает минус третьего этажа парковки, я вновь успеваю залипнуть в телефоне, испытывая откровенную скуку; двери раздвигаются в стороны, я выхожу, не глядя по сторонам и не боясь кого-то задеть, иду прямиком к припаркованной неподалеку машине и останавливаюсь только потому, что слышу, как кто-то настойчиво зовет по имени. сначала тихо, и мне будто это чудится, а потом громче и настойчивее, и я все же торможу, чтобы заблокировать телефон, развернуться, придерживая сумочку на плече, и в удивлении вздернуть брови. - карубе, - вместо приветствия, - не думала, что увижу тебя здесь, - вместо 'как дела?'. тебя и правда не должно быть здесь, по распинаю у тебя тур по азии, начиная локальным выступлениями в токио и заканчивая полноценными шоу в малайзии. но ты здесь, и даже не стоишь на месте. приближаешься, придерживая подмышкой выключенный макбук, и выглядишь хорошо. в плане, также хорошо, как и раньше: свежий, гладковыбритый, вкусно пахнущий чем-то тонким и свежим, с чуть отросшими волосами и очками на переносице. обычно ты предпочитал носить линзы, чтобы не привлекать дополнительные внимание, но в офисе иногда появлялся в очках - каждый раз в разных. от кого-то я узнала, что ты коллекционируешь разные модели и оправы. разумеется, спрашивать у тебя об этом я не сомневалась - ты все еще всего лишь музыкант, один из десятка тех, кому повезло найти свое место под солнцем и хорошего продюсера, так что меня это не касается. и, знаешь, карубе? это смешно, ведь в этом я пытаюсь убедить лишь себя саму. потому что больше - не в чем. ты подходишь медленно, точно крадешься. останавливаешься точно напротив, смотришь - будто сквозь меня, не отрываясь, и это на тебя не похоже. обычно ты ведь иначе себя ведешь. отводишь взгляд, смущаешься прямого контакта, а если и пялишься - выдаешь всего себя, не способный скрыть влюбленное нутро. сейчас как-то все совершенно по-другому. ты смотришь, но нет той робости, той пленительной осторожности отпечатком юности, и я думаю, что прошедший месяц пошел на пользу нам обоим: ты, устав от игнорирования, сдался наконец и решил перестать биться в закрытые двери, а я научилась жить с осознанием, что поступила отвратительно, неоправданно подло и жестоко с влюбленным человеком, жертвуя его сердцем и его чувствами в угоду собственной желчи и глупой попытки мести и самоутверждения. а по правде все оказалось совсем не так. уходить от тебя было сложнее, чем уходить от мужа; от человека, которого я знала большую часть своей жизни и жила с которым эту самую часть. целовать тебя было приятнее, чем его; ощущать твои касания желаннее, чем его; принимать тебя, раскрываясь и сжимаясь под напором - горячее в стократ, и мне потребовалось совсем не много, чтобы понять, что если бы я имела возможность вернуться в прошлое - я не изменила бы ничего. я бы приехала, я бы поцеловала, я бы дала зеленый свет и обнажилась перед тобой телом, но не душой, все еще остерегаясь того огня, которым пропитаны твои жадные прикосновения и голодные взгляды. я привыкла к тебе - малышу, ведомому, мягкому, очарованному и очаровательному, но сейчас ты выглядишь другим, воспринимаешься другим и это - другое, не менее в тебе привлекательное. я делаю шаг назад, невольно, на самом деле, потому что разница в росте давит; ширина твои плеч, обтянутых тканью рубашки с коротким рукавом, отвлекает; загорелая кожа предплечий и кистей, перевитых выступающими голубоватыми венами, притягивает желанием прикоснуться, желательно - губами, а пальцы, сжимающие стаканчик с холодным кофе, заставляют так некстати вспомнить о том, как этими же пальцами ты подготавливал меня для себя. я чувствую, как где-то внутри так невовремя поднимается жар, и это глупо. это неправильно. так не должно быть, уж точно не со мной. я не соплячка, не девчонка, не способная контролировать свой организм, но прямо сейчас все сбоит, отказывает подчиняться и я облизываю пересохшие губы поочередно, смачиваю слюной, больше не глядя в твои раскосые внимание глаза. ты все еще похож на своего отца, но эта хищность, эта звериная хватка у тебя, определенно, от матери, и ты точно так же вцепился в меня, как она - в каждую из своих жертв, и я не знаю, что должно случиться, чтобы ты отпустил. чтобы позволил мне вдохнуть полной грудью, но, вот незадача - я и сама не знаю, хочу ли, чтобы ты меня отпускал.