s i x   m o n t h s  a g o
[indent] — нет. — язык упирается в зубы, собственная твердость, жгучая непреклонность на вкус ощущается скорбной падалью, тошнотворной и едкой болезнью, которая нещадно сгрызает изнутри, сворачивает органы в целостный клубок и отвращением сжирает слизистую; съедает все початки мнимого здравого смысла. действия помещаются в плоскость ожиданий - как иронично, что каждый человек в моей жизни чего-то - перечеркни, слишком многого, - ждет от меня. от моих решений, от моих поступков, от моих слов, мыслей, мнений. удавкой давит по гортани не дорогущий галстук, завязанный в идеальный узел - за кулисами, перевязанный трижды, чтобы сидел хорошо; - тяжело дышать, тяжело говорить, потому что вокруг шеи чертова леска; поводок, за который меня пытается утащить кто угодно, в зависимости от того, кто первым потянет. безупречная картинка, трезвость ума, хладнокровие вперемешку с наигранной решительностью: таким ты меня видишь, верно? мы все делаем выводы, стоит только впервые посмотреть на человека и ты их сделала сразу же, как только дверь закрылась за твоей спиной, как только твои глаза, бегло, пробежались по периметру моего кабинета. лишенная изъянов иллюстрация - последняя вещь, стоящая усилий или клейма на душе, но именно это и становится главным олицетворением всего, чему позволяю всплывать на поверхность. ты выглядишь растерянной, напуганной: точно зверек загнанный в угол, из которого ему уготован один только выход - прямиком в когтистые лапы хищника и мне противно от одной лишь только мысли, что в твоих реалиях, я играю роль второго. мой альтруизм погребен где-то глубоко, наряду с наивностью, мягкостью и верой в то, что можно как-нибудь иначе: по-другому никак, ушик. либо съедаешь ты, либо съедят тебя. единственной правдой, которая то ли осела в подкорке мозга, то ли полностью его разъела. единственными словами, что мантрой по барабанным перепонкам то ли голосом отца, то ли моим собственным, внутренним голосом, который на разрыв орет, ощущая как одна за одной рвутся все голосовые связки, а потом немая тишина: молчишь, когда шрамы вдоль артерий кричат неистово. давишь безгласную истерику в непроглядной тьме. я пытался дотянуться до солнца, но опалил пальцы. я пытался прыгнуть выше себя, а теперь все коленки в ссадинах и синяках: губы сжаты в прямую линию, дыхание размеренное, взгляд максимально четкий - приходится поддерживать репутацию, - чужую, по большей части. я знал с самого раннего детства что унаследую компанию отца, а вместе с этим его должность, его дела, его имя. меня учили быть моим отцом: учили разговаривать как он, мыслить, действовать, учили перенимать его повадки и вторить его манере существования, на корню обрезая все ростки моей вшивой индивидуальности. та же школа, тот же университет, те же шаги: я двигался не по его стопам, а волочился в его тени сколько себя помню и порой мне с трудом верится в то, что я умудрился сохранить в самом себе - хоть какие-то остатки себя. мама никогда не любила отца, потому что их брак не был ее выбором, но она с уважением заглядывала ему прямиком в рот и старательно делала вид, что из чувств к нему в ней есть куда больше простого равнодушия. поэтому она позволяла мне сбиваться с той дорожки, которой я должен был придерживаться: она позволяла мне быть ребенком, когда я в этом нуждался; позволяла мне проявлять слабость и эмоции, боясь что иначе я просто не вывезу; она позволяла мне выговариваться, плеваться упреками, обвинять в беспечности, боясь что по-другому я сломаюсь слишком рано. перегорю, устану, разрушусь ментально и морально и она не говорила, но она всегда боялась что однажды я собьюсь с пути и станет только хуже. ссоры в подростковом возрасте, попытки сделать хоть что-нибудь для того, чтобы вывести отца из себя; стремление доказать что я являюсь больше, чем просто его сыном: а потом все как-то сошло на нет и я даже смирением это не назову. скорее всего, я понимал что мне повезло гораздо больше чем остальным: я не нуждался ни в чем, не слышал отказов, я получил хорошее образование и впереди меня ждало прекрасное будущее. и чем взрослее я становился, тем четче осознавал что на замену ребяческой ненависти приходит уважение вперемешку с благодарностью и я не противился. научился прятать самого себя где-то под сердцем; вынудил себя смотреть на мир под другим углом: меньше чувств, больше решимости; меньше эмоций, больше хладнокровия. и это всегда работало во благо: всегда, за исключением этого момента, когда ты стоишь передо мной, перебирая пальцами ремешок своей сумочки; кусаешь губы непрестанно и за тонной макияжа прячешь едва опухшие глаза - по всей видимости, ты проплакала весь вчерашний вечер. ты, минджу, слишком идеальна: длинные, темные волосы, аккуратно выпрямленные и уложенные; безупречная фигура, корректно и изысканно подчеркнутая черным платьем; ряд серебряных сережек, тонкая шея увешана серебряной цепочкой; на таких же тонких запястьях - серебряные браслеты и ни одного кольца на пальцах. откровенно говоря - ты не способна не привлечь взгляд и я без преувеличений залипаю, смотрю в открытую, пытаясь найти в тебе хоть один изъян - заглядывая наперед, в тебе их нет. ты нервничаешь; ты с трудом подбираешь слова и твой голос явно дрожит - ты хочешь это контролировать, но у тебя не получается и это злит, верно? злит, когда теряешь контроль; злит, когда все идет не по плану; злит, когда все катится к чертям собачьим. ты прочищаешь горло, замолкаешь, смотришь большими глазами, будто бы надеясь что я пойму с полуслова; продолжу за тебя; решу все твои - надуманные, - проблемы одним щелчком пальцев и я замечаю как твой рот дергается, когда ответом на твое молчание я лишь усмехаюсь и перевожу свой взгляд в сторону. пальцами цепляю корешки блокнотов; поправляю и выстраиваюсь аккуратно, в ровную линию, на столе, теперь уже открыто не желая смотреть на тебя. я не позволю себе никогда признаться в том, что внутри что-то дернулось - защемило, екнуло, заскрипело, потому что это было нашей второй встречей, а я уже готов был не просто разбить твое сердце, а собственноручно раскрошить его, сжимая в своей ладони. — я не буду отменять свадьбу, минджу. — я не позволяю тебе договорить и ты резко замолкаешь; делаешь неуверенный шаг вперед, все еще тепля внутри себя надежду на то, что сумеешь переубедить меня. прошло уже больше года с того момента, как я занял место своего отца во главе компании: его проблемы со здоровьем дали о себе знать; астма обострилась, боли в области сердца стали частым явлением и он принял решение что готов отдать все в мои руки. я стал мягче относиться к нему, поэтому дал самому себе твердое обещание что не подведу, что не разочарую, что не дам ни единого повода сомневаться в том, что справлюсь, потому что я был готов. учеба в сеульском университете, годы практики, эталонная картина моего отца перед глазами: у меня не было никакого права ударить в грязь лицом. и я согласился с ним даже тогда, когда он позвал на ужин, а потом заявил, что нашел мне подходящую невесту. когда-то давно я был уверен в том, что не позволю самому себе повторить судьбу своих родителей: я верил в любовь, когда таскался хвостиком за хари в старшей школе - за той самой хари, которая отшила меня, потому что была по уши влюблена в джонхана, за которого, спустя всего год после выпуска, выскочила замуж. я верил в любовь, когда в свои двадцать ходил на свидания с юлим, отношения с которой продлились ровно полтора года и закончились по причине того, что она собиралась уезжать из сеула, а в мои планы не входило его покидать. я верил в любовь когда встречался с моен и по-настоящему ее любил все те два года наших отношений, которые потерпели крах в тот момент, когда я начал стажировку после окончания университета и все свое время проводил в четырех стенах душного офиса. в свои двадцать восемь, я перестал испытывать хоть какую-то тягу к попыткам завести отношения; все это исчерпало себя, поэтому брак по расчету казался отличным вариантом. я поднимаю снова свой взгляд на тебя, поправляя рукава белоснежной рубашки и неторопливо встаю с кресла; скрещиваю руки на груди и медленно обхожу свое рабочее место, чтобы встать напротив тебя, упираясь о край стола: — я навел справки о тебе и о твоей семье, мне кажется что брак с тобой самая удачная сделка из всех, которые мне удалось заключить за последнее время. — я замечаю как ты демонстративно морщишься; хмуришь глаза и усмехаешься сама, поднимая на меня свой взгляд: — сделка? — я поджимаю губы: у твоей семьи отличная репутация; у них прекрасные связи и в их окружении много влиятельных людей. капитал твоего отца может стать приятным дополнением к акциям моей компании, а твои деньги могут стать отличным вложением для будущих инвестиций. ты привлекаешь внимание мужчин своей красотой, но о твоей личной жизни никому ничего не известно. ты влиятельна в кругах девушек твоего возраста и достаточно популярна в социальных сетях - я не вижу ни одной причины для того, чтобы не хотеть жениться на тебе и ты это прекрасно понимаешь в тот момент, когда приподнимаешь подбородок кверху, не позволяя себе проявить больше ни капли слабости передо мной. — этот брак будет выгодным не только для меня, поверь. — я смотрю открыто; изучаю и без смущения пытаюсь вычитать твои мысли. конечно, звучит жалко: называть брак, отношения, наигранную любовь - сделкой, но даже если постараюсь, я более подходящего термина не подберу. ты сжимаешь сильнее ремешок своей сумки и смотришь также в упор - мне не нужно даже стараться, чтобы увидеть на поверхности твоих глаз неприязнь, отвращение, отторжение - и каждое из чувств в этой мешанине из эмоций, все до последнего нацелены лишь на меня одного. — тебе не обязательно меня любить, — я делаю шаг вперед и аккуратным движением цепляю твой подбородок; совсем мягко надавливаю и настойчиво поднимаю твой взгляд на себя, заставляя смотреть прямиком в мои глаза, — но постарайся не презирать меня настолько демонстративно. — я не отпускаю; чувствую твое дыхание на себе и замечаю, как ты нервно сгладываешь, поджимаешь губы и цепляешь мое запястье. резко, сильно, грубо, чтобы в тот же момент надавить, заставляя меня отпустить. ты дышишь шумно - мне требуется несколько минут для того, чтобы осознать что оно вторит моему; растерянно высматриваешь во мне хоть что-нибудь. а потом ты мотаешь головой и разворачиваешься, быстрым шагом покидая мой кабинет, громко хлопая дверью.
[indent] у тебя хотя бы чуть-чуть щемила совесть, ушик?
[indent] слишком часто. слишком сильно. слишком громко и болезненно терзало чувство вины. я знал что делаю тебе больно и знал что обрекаю на жизнь, где ты не будешь любить. где ты не будешь любима. а потом мне потребовалось всего лишь несколько месяцев для того, чтобы осознать, что во мне к тебе всего слишком много. слишком много чувств. слишком много слабости. во мне к тебе, минджу, точно болячкой неизлечимой, появилось слишком много любви. как так вышло, что ты ее не замечала?

n o w
[indent] всегда – в разрушении и никогда – в созидании: твоя ладонь в моей. я сжимаю руку чуть крепче, а ты даже не дернешься - без переплетенных пальцев; без поглаживаний теплой кожи; без наигранных попыток напомнить что мы рядом друг с другом, потому что между нами пропасть что размером с черную дыру, которая ведет в самые дальние уголки бескрайней вселенной; между нами расстояние, которое даже не счесть километрами. ты не держишь мою руку ответно, всего лишь позволяешь цепляться за твое запястье; позволяешь касаться, позволяешь держать. и ты сожмешь ее ответно лишь в тот момент, когда к нам кто-то подойдет. натянешь маску из наигранной улыбки; фальшиво положишь свою ладонь на мою грудь и боком прижмешься крепче; близко настолько, что твои цветочные духи будут разъедать собой слизистую, а твое умеренное, спокойное дыхание опалять кожу до ожогов третьей степени. я почти буду ощущать твое собственное сердцебиение - размеренное, сдержанное, - словно пытаешься обмануть саму себя; словно пытаешься убедить что это все взаправду, даже если стоит только посторонним взглядам ускользнуть в сторону; стоит нам только уйти от чужого внимания, ты снова выстроишь между нами обыденную дистанцию; снова перестанешь даже смотреть на меня; снова вернешь ногами на землю и напомнишь что единственные чувства которые у тебя есть ко мне: все до последнего сотканы из желчной ненависти, которой подпитываешь каждое слово, каждое касание, каждый взгляд. ты отлично играешь на публику - не позволяешь никому поверить в фальшь нашего брака; не даешь поводов усомниться в искренности наших фиктивных чувств; делаешь все для того, чтобы никто не всковырнул, не забрался глубоко и не увидел всю ту гниль, которую мы прячем за приторной картинкой наигранного семейного счастья. все наше окружение: не спускают крючок, мы всегда в зоне досягаемости для них - почему тогда ты так далеко от меня и у меня никак не получается поймать тебя? вначале мне хотелось, извини за правду, лишь банального: оборвать твои крылья и как птичку запереть в клетку ради собственного удобства, но ты хотела иного; ты просила о другом и клетка заменилась клеткой побольше, а крылья атрофировались самостоятельно за последние месяцы и ты больше не рвешься к свободе; больше не стремишься к воле. и все же у меня не получается, никак не могу найти к тебе подход, пусть так отчаянно и стараюсь; пусть так жалко проявляю собственную слабость перед тобой. за последние четыре месяца - ровно столько длится наш брак, - мы почти не общались. ты согласилась выйти за меня; выдавила из себя жалкое согласие и даже написала смазливую клятву - любить вечно, быть рядом, помогать, поддерживать и снова любить, а потом ты подняла на меня свои глаза, в уголках которых виднелись жемчужины не разлитых слез и я почти возненавидел себя за все, когда солоноватый вкус обжег губы, во время короткого и единственного нашего поцелуя. мило улыбаешься, утягиваешь внимание красивыми словами и пудришь мозги людей обольстительными речами. ты, ушик, строишь из себя хорошего человека и признаться честно, строитель из тебя отличный, но человек ты, по правде говоря, хреновый. кажется это ты сказала той самой ночью, собирая подол белоснежного платья в руках, выходя на широкий балкон следом за мной. я стянул с себя галстук, потому что мне казалось что воздуха в легких не хватает; пиджак оставил где-то в зале, потому что было слишком душно, а ты лишь усмехнулась, откровенно не понимая причину моего волнения. все привыкли к тому, что у меня все под контролем. привыкли к тому, что я решителен в своих вердиктах, что четко знаю чего хочу, что рассчитываю каждое свое действие на несколько шагов вперед и не позволяю никакой неудачи сбить меня с проложенного маршрута: все привыкли к тому, что я знаю что делаю. как поступать тогда, когда мне искренне кажется что я совершаю ошибку? где искать опору в тот момент, когда мне кажется что земля проваливается под ногами и когда нахожусь на распутье, потому что не знаю как поступать? твердость, непреклонность, хладнокровие, распорядительность, жестокость и бескомпромиссность - в чем искомая ценность этого всего, если въевшиеся в кожу и кости все воедино, они пожирают меня изнутри и я боюсь того, что однажды они сожрут меня без остатка? должен-должен-должен - и нигде в этой нескончаемой веренице нет места для тривиального хочу. и ты это понимала ничуть не хуже меня, потому что позволила своим родителям повлиять на свою судьбу; позволила моему отказу стать твоим окончательным приговором; позволила себе связать судьбу с человеком, на которого, с большим трудом заставляешь себя смотреть. мы почти не пересекаемся в стенах нашего дома: твоя спальня находится поодаль от моей; ты отказываешься завтракать, обедать или ужинать в моей компании и заставляешь себя это делать лишь по моим особенным просьбам. когда не хочу кушать в одиночестве, когда хочу тебя увидеть, когда хочу попытаться наладить с тобой связь - что каждый раз оказывается провальной затеей; когда в нашем доме появляется гость, перед которым мы обязательно сыграем очередной акт из пьесы о прилежной семье. тебе потребовалась неделя для того, чтобы свыкнуться, а потом тебя передернуло: ты, кажется, решила, что своим поведением выведешь меня из себя; ты будто бы пообещала самой себе сделать все для того, чтобы я захотел самолично подать на развод и первым подписать все бумаги. ты тратила огромные суммы с моего банковского счета, привязанного - мною, - к твоему телефону; ты каждый божий день возвращалась домой с пакетами полными дорогими вещами, косметикой, духами и прочей ерундой. ты бросала эти пакеты в прихожей и никогда этим всем не пользовалась, даже не распаковывала их, словно привлекая мое внимание. ты не подбирала слова, когда выбиралась куда-то, ты привлекала внимание прессы и бросалась направо и налево моей фамилией, словно намеренно хотела оставить нестираемое пятно на моей репутации. ты вела себя как избалованный ребенок, который готов был на все, лишь бы получить желаемое и, как забавно, что в твоем случае, желаемым был именно развод. и это злило, веришь? это так чертовски злило, потому что я не понимал чем не угодил тебе. правда в том, минджу, что я не сломал твою жизнь: я не навязывал тебе свою компанию, не заставлял тебя меня любить, я не ограничивал ни в чем и не принуждал к тому, чего ты не хочешь. я стал лишь маленькой деталью; я стал лишь тем, ради которого ты носишь вшивое обручальное кольцо на пальце и чью фамилию приписываешь к своему имени - я не стремился ничего менять ни в тебе, ни в твоей жизни. но ты, эгоистично зациклилась на представлении о том, что в твоих реалиях я твой самый злейший враг и ты готова была на все, лишь бы выбить меня из колеи. к счастью, это все продлилось недолго: ты вернулась домой поздно, бросила свои туфли в прихожей, рядом с несколькими пакетами из какого-то дизайнерского шоу-рума и я не удивился, потому что видел огромную сумму которая списалась с моего счета. я докуривал сигарету на заднем дворе, ожидая пока мой ассистент введет все поправки в мой график и ты, точно решив что можешь разыграть свой спектакль в присутствии посторонних людей, демонстративно разбила несколько хрустальных бокалов на кухне. я позволил сынчолю уйти, сказав что он может отправить мне корректировки из дома, а ты будто бы намеренно следила за каждым моим жестом; за каждым моим движением. кулаки сжимались и разжимались, пока я закрывал входную дверь, после чего я подошел к тебе вплотную и схватил за руку, впервые, кажется, позволяя себе коснуться тебя без твоего согласия. ты не пыталась вырваться, не пыталась упрекнуть меня в чем-то и не собиралась устраивать ссору, в которой ни один из нас не нуждался: — ты единственная, кто будет разгребать последствия своих поступков. — ты поджимаешь губы и я замечаю как ты пытаешься что-то возразить, но я не позволяю, — и я не собираюсь марать свою репутацию разводом. так что перестань вести себя как ребенок, минджу. — и ты действительно успокоилась - мне нравится думать что ты приняла факт того, что я не худший вариант. или это было лишь осознанием, что тебе остается только смириться? ты стала другой - ты стала собой настоящей и стало проще. ты стала более покладистой; шла на контакт, пусть и избегала моего общества и не хотела оставаться со мной наедине. ты отыгрывала свою роль на десять с плюсом и я думал что стало легче. как оказалось, это лишь усложнило все для меня. как оказалось, стало сложнее. потому что я начал привязываться. потому что я начал обрастать швами из чувств к тебе. потому что я, неторопливо, постепенно и медленно начал в тебя влюбляться. только вот ты, на тот момент, в моей любви не нуждалась. ты, минджу, не позволяла себе почувствовать хоть что-то по отношению ко мне.

[indent] осторожной нежностью проникнуть под кожу, заботой приблизиться к самому сердцу, тонкими, красными нитями из мягкости привязать к себе: все это звучит так легко на словах, а на деле как? ты позволила своей плотной оболочке дать трещину; позволила себе расслабиться и отпустить плечи - мне хочется думать, что не в бессилии. только вот невооруженным взглядом видно что твои шрамы вверяют моим, они прекрасно дополняют друг друга, даря нам вечное напоминание: удавка на месте, сменилась лишь длина поводка. со временем все начинало казаться нормальным: ты все чаще соглашалась ужинать со мной, перестала избегать меня и я все чаще и чаще ловил себя на том, что ты обжилась в нашем доме. я подолгу задерживал на тебе свой взгляд, когда ты проходила мимо меня; откровенно залипал, когда ты читала книжку сидя на плетенном кресле на заднем дворе; я не скрывал своего интереса, когда ты, будучи в хорошем расположении духа, позволяла себе самостоятельно приготовить что-то на кухне - всегда, готовя чуть больше, будто бы оставляя и для меня. я старался не быть сухим и скупым на комплименты и всегда говорил тебе о том, как хорошо ты выглядишь, когда мы вместе выходили в свет или как хорошо ты пахнешь, когда ты приближалась слишком сильно ко мне. мне нравилось наблюдать за тем, как ты общаешься с людьми и искренне - такого, в пределах дома, я никогда не видел,  улыбаешься; мне нравилось замечать маленькие мелочи в твоем поведении и нравилось подмечать, насколько ты, на самом деле, изящная; насколько ты красивая; насколько ты совершенная, минджу. мне нравилось узнавать тебя все сильнее и сильнее - к сожалению, без слов и разговоров; мне нравились твои привычки, нравились все детали, которые, сопоставленные воедино, создавали тебя. мне нравилась ты. и я знаю, что в других обстоятельствах, все могло - должно было, - случиться иначе. я бы обязательно зацепился за тебя взглядом, случайно, в каком-то людном месте и я, также обязательно, не смог бы отвести глаз от тебя. я бы угостил тебя ужином - обязательно с морепродуктами, потому что ты их любишь; я бы предложил обменяться номерами и написал бы тем же вечером, чтобы рассказать о том, как мне понравилось все: в особенности, твоя улыбка и твой смех. я бы приглашал тебя куда-то каждый божий вечер, умело вуалируя между тобой и обилием работы и спал бы на несколько часов меньше, потому что писал бы тебе допоздна. я бы обязательно красиво ухаживал за тобой, я бы дарил цветы, подарки по всяким маленьким поводам и старательно делал бы тебя счастливой, позволяя тебе, ответно, полюбить меня. только вот реальность куда менее слащавая и сентиментальная, верно? и ты каждый вечер проводишь на той самой террасе нашего дома, но ощущается так, будто бы с каждым днем ты все сильнее и сильнее отдаляешься от меня. в какой-то момент, я подумал что я могу попробовать: я никогда не был силен в чувствах, в отношениях и во всей этой брехне, потому что мой мозг устроен иначе; потому что я выточен по-другому и словами могу обольстить только потенциальных инвесторов и партнеров, с которыми мне будет выгодно сотрудничать - с тобой дела обстояли иначе. я каждое утро заказывал тебе цветы - сынчоль выбирал лучшее и оставлял их на кухонном островке для тебя, обязательно с подписью что они от меня. как иронично, что возвращаясь домой по вечерам, я находил эти букеты в мусорном ведре, вместе с помятой запиской. и я все равно продолжал, ровно до того момента, когда тебя не начала съедать жалость к этим цветам. но ты не таскала их в свою комнату: оставляла их на том же островке, будто бы даже не прикасалась ни к запискам, ни к цветам - мне нравится думать, что ты читала все, что я тебе писал. пару раз, я приглашал тебя вместе поужинать в городе, но стоило тебе только понять, что это не театральщина, не очередной прием, что будем только мы - ты моментально отказывалась. вначале выдумывала планы и причины, позже - ограничивалась одним только скупым «нет». я покупал тебе украшения, пытаясь расположить к себе, но ты их никогда не носила; я выбирал тебя самые новые платья из самых дорогих коллекций, но ты все равно предпочитала одеваться в то, что покупала для себя сама. сынчоль аккуратно прокашлялся и тонко подметил, в тот день, когда ему снова пришлось оформлять возврат, что мне не стоит пытаться тебя подкупить, а я лишь обозлился и попросил его не совать свой нос в наши отношения. но я понимал что в своих словах он прав - просто иначе я не умел; иначе не знал как заставить тебя хотя бы немножко, но все же смягчиться в отношении меня. я выглядел жалко - не только в твоих глазах, минджу, но еще и в своих и от этого воротило больше всего. потому что я думал, что в этом браке хуево будет только тебе. помнишь? что ты не полюбишь, что тебя не полюбят. как иронично, что бумерангом это дерьмо вернулось в мою сторону и тонким лезвием прямиком по сердцу. в этом браке, паршиво было нам обоим и если ты научилась уживаться с этой мыслью, тогда меня, отчего-то, это задевало куда больше чем хотелось. и я перестал, затормозил, больше не хотел мальчишкой бегать за тобой, потому что мне надоело. потому что при всем моем желании, я могу получить любую девушку - забавно, что ни в одной из них я не нуждался. забавно, что поклявшись тебе в вечной верности у алтаря, я слепо продолжал оберегать это обещание. мне не приходило в голову искать кого-то на стороне; мне претила мысль об измене и я даже не пытался завести новые знакомства. это так жалко, веришь? носить кольцо, отдать тебе свою фамилию, всем говорить о том, насколько я счастлив в браке и насколько мне всего хватает, когда на деле, мы с тобой лишь поломанная обертка тотальной пустоты; зияющей дыры, которая то ли раной нам приходится, то ли пропастью ведущей в никуда. я часто ловил себя на том, что мне чертовски одиноко, но правда в том, что в этом одиночестве я был не один. и я действительно перестал пытаться привлечь твое внимание - остались только цветы по два раза в неделю, с крайне лаконичной запиской - всегда одни и те же два слова, написанные почерком сынчоля: «от ушика». уверен, ты теперь их даже не читаешь. я слишком часто вспоминаю тот день, когда ответил отказом на твою просьбу отменить нашу свадьбу: я слишком часто ловил себя на мысли о том, что сожалею о своем решении. и мне бы, на деле, отпустить тебя; позволить тебе уйти - но что-то постоянно останавливает. тормозит, тянет камнем на тинистое дно и то ли это эгоизм, где я не хочу оставаться один, то ли что-то крепче, когтистее, ядовитее. что-то внутри заелозило, в тот момент, когда на каком-то приеме пак доен заявил, что он бы обязательно попытался заинтересовать тебя, если бы не знал что ты моя жена; что-то предельно скользкое, липкое, желчное осело где-то глубоко под ребрами; скрутилось в животе, напоследок, надавив на сердце. я не хотел верить что это ревность: какое право я имею ревновать тебя? но это именно этим и показалось: потому и не хотел отпускать тебя. самолюбиво не хотел тебя ни с кем делить. трусливо не хотел тебя никому отдавать, даже если ты мне никогда не принадлежала - никогда не будешь принадлежать. наверное, именно поэтому что-то с хрустом ломается во мне в тот момент, когда замечаю тебя вдалеке.
[indent] ты уже как час стараешься выдерживать между нами дистанцию, постоянно находишь нового собеседника, но ты так и не опустошила свой один единственный бокал шампанского. вечеринка в честь запуска новой серии продукции в компании того самого пак доена - отличный повод для того, чтобы обзавестись новыми связами, продвинуть собственные идеи и продумать будущие проекты, но сейчас это все не имеет никакого значения; это все не интересует меня от слова совсем. я взглядом слежу за тобой; смотрю пристально, внимательно и я знаю что ты ощущаешь мой взгляд - изредка, ты оборачиваешься и каждый раз натыкаешься на меня, а потом, поджимаешь губы и снова возвращаешься к своим обсуждениям. к сожалению, в какой-то момент, моим вниманием овладевает господин син чонхек со своей женой - кажется, четвертой по счету. как оказалось, он был крайне заинтересован моим стремлением расширить рынок в японии и он был открыт к сотрудничеству. я пообещал что обязательно свяжусь с ним на следующей неделе, после чего наш разговор плавно перетек в светскую беседу. в этом ты намного лучше меня, поэтому мне оставалось лишь мягко улыбаться, податливо кивать головой и наигранно переспрашивать, деля вид что я максимально заинтересован в происходящем. к счастью, моя компания им быстро надоедает и я повторяю свое обещание связаться с ним в тот момент, когда оборачиваюсь и замечаю картину, которая заставляет меня испытывать шквал злости - будто бы меня облили ледяной водой; словно я возгорелся изнутри за одно только мгновение. ты смущенно уводишь взгляд куда-то в сторону, пока чужая рука оказывается на твоем запястье; пока чужая рука оглаживает твои костяшки; пока чужая рука касается, а чужие губы наклоняются чуть вперед и останавливаются где-то в области твоих ушей, чтобы что-то нашептать. ты не дергаешься, никак не реагируешь, но я замечаю что и отвечать ты не торопишься. хамин - кажется, так зовут этого смазливого придурка, - крайне нелепо переходит все рамки приличия; перешагивает через черту дозволенного, а ты вся обмираешь. злость - или ревность, - гнездится занозой в башке, разъедает по клеточке мозг и я не контролирую себя; не сдерживаюсь. дистанция урезана в кратчайшие сроки, рука перехватывает чужое запястье в тот момент, когда он пытается коснуться твоей талии. твердость костяшек в сжатом кулаке задевает сначала скулу - тяжелое тело теряет равновесие; делает шаг-два назад, небрежно отшатываясь; цепляется за край близ-находящегоя стола. замах - боль входит в рябь бледного лица костяным шипом кулака; она отражается и во мне, но я ее не ощущаю. не слышу приглушенные крики вокруг; не слышу торопливые шаги; не слышу возгласы охраны и не слышу - нет, это совершенно четко слышу, - как ты зовешь меня по имени. первый удар - ушик, стой; еще один - ушик, прекрати; очередной - ушик, остановись. все размывается, расплывается вокруг, смешивается воедино - шумы, свет, прикосновения, боль. я ощущаю исключительно резь в окровавленном кулаке; вижу только заплывший взгляд хамина; замедляюсь лишь в тот момент, когда чьи-то руки настойчиво тянут назад, хватая за предплечья и заставляя остановиться. я никогда не терял контроль; никогда не позволял себе опуститься до физического насилия, но что-то внутри меня сломалось. ты, минджу, сломала это все внутри меня, потому что я, блять не могу смотреть как другой касается тебя; не могу видеть как другой позволяет себе слишком многого; не могу принять факт того, что ты не моя. я одергиваюсь, вырываю руку когда меня оттаскивают на значительное расстояние от него: я вижу как вокруг хамина крутятся люди; помогают ему подняться; кто-то тащит лед чтобы приложить к рассеченной губе, глазу, щеке, но взглядом я цепляюсь только за тебя. ты не подходишь, смотришь на меня напугано и отчасти растерянно и лишь торопливо киваешь, когда кто-то спрашивает в порядке ли ты. я злюсь и злости этой, поверь, хватит на меня одного: я поправляю выбившиеся волосы и благодарно перенимаю пакет со льдом от киена, прикладывая его к костяшкам. протяжно шиплю сквозь зубы, когда ощущаю жгучую боль и киваю: — пригони машину, мы едем домой. — он торопливо покидает помещение и я снова взглядом выискиваю тебя в толпе: ты не двигаешься с места; все еще смотришь пристально, будто бы пытаешься что-то уложить в голове; словно пытаешься что-то понять; словно два куска никак не сплетутся воедино. мне стоило бы извиниться за то, что произошло; стоило бы разобраться и объясниться, но у меня нет никакого желания это все обсуждать. я бросаю короткий взгляд в сторону хамина - он все еще в сознании, что удивительно, но кажется он не осознал до конца что произошло. и снова смотрю на тебя, коротким кивком зазывая тебя последовать за мной в сторону выхода.

[indent] ты молчишь всю дорогу; почти не дышишь, почти не двигаешься, но я физически ощущаю как ты продолжаешь смотреть на меня; как жуешь губы, будто бы перебираешь слова; как однажды потянула руку, чтобы дотронуться, но быстро себя же одернула. телефон продолжительно вибрирует от сообщений и звонков - большая часть из них от сынчоля, который выражает беспокойство моим проступком. он кидает фотографии, даже видео - по всей видимости, кто-то умудрился еще и заснять произошедшее и я протяжно вздыхаю, после чего отключаю телефон полностью. неконтролируемая усмешка вырывается: я столько лет так бережно полировал и охранял свою репутацию и мне потребовалось лишь единожды выйти из себя; приревновать, защемить чувство собственности, чтобы все это просрать. забавно, не находишь? между нами ведь нет ничего, а я так рьяно рвусь это защитить, уберечь, присвоить. не сомневаюсь, это плохо скажется на мне уже завтрашним утром; не сомневаюсь, мне придется приносить публичные извинения и заплатить немалую компенсацию хамину и его семье. и все это: в лучшем случае. в случае, если сынчолю удастся все уладить; если у него получится избавиться от фотографий и замять это все, не позволяя журналистам втиснуть свои длинные носы в это дело. не сомневаюсь, что на ближайшие пару месяцев мне придется заморозить определенные проекты и я буду вынужден меньше выходить в публику, чтобы позволить окружающим забыть о произошедшем. не сомневаюсь, что уже через несколько часов, я стану главным разочарованием своего отца - не стоило твоей матери быть такой снисходительной с тобой, ушик: разве не это скажет отец, обвиняя кого угодно в моих слабостях, но только не самого себя? я прячу телефон во внутреннем кармане пиджака; откидываю на пол пакет со льдом и старательно разжимаю и сжимаю кулак, пытаясь избавиться от онемения в руке. а потом взгляд, инстинктивно, механически, поднимается на тебя. ты пристально наблюдаешь за каждым моим движением; нервно сдираешь кожицу у ногтей, крутишь колечки и непременно ждешь, пока я что-то скажу, но я не имею ни малейшего понятия что стоит говорить. потому что ты знаешь почему я это сделал; ты прекрасно понимаешь что именно привело меня к этому: я ревновал, я любил, я иначе не мог. и эта правда, именно сейчас, в этот момент, скребет наждаком окровавленную душу. ты отпускаешь глаза лишь в тот момент, когда машина тормозит: киен останавливается у подъездной дорожки и включает свет в салоне по привычке: чтобы ты могла без препятствий забрать все свои вещи; чтобы я дал ему дальнейшие указания. ты пальцами сжимаешь маленький клатч; нагибаешься чтобы взять пакетик со льдом и аккуратно прислоняешь его к моей руке: я киваю, после чего наклоняюсь чуть вперед. — подождешь сорок минут, думаю этого времени достаточно для того, чтобы госпожа кан собрала свои вещи. отвезешь ее в дом ее родителей, — ты растерянно что-то переспрашиваешь, но я не реагирую, — на завтра возьмешь выходной. — он торопливо кивает, а я благодарно бью его по плечу, после чего выхожу из машины, придерживая дверь для того, чтобы ты последовала за мной. ты отходишь в сторону, явно нервничаешь и явно хочешь переспросить, но терпеливо ждешь. я хлопаю дверью и машина сразу же отъезжает в сторону парковки; быстрым шагом направляюсь в сторону входной двери и слышу как также быстро ты следуешь за мной. ты следуешь за мной по пятам; не отстаешь ни на шаг и знаешь, в сложившихся обстоятельствах это меня злит. я торопливо стягиваю пиджак и откидываю его в сторону вместе с галстуком; закатываю рукава рубашки и направляюсь в сторону ванной комнаты. холодная вода не унимает жжение, но я игнорирую любой дискомфорт, пока растираю кожу, пытаясь отмыться от остатков запекшейся крови. я замечаю небольшие капли на рубашке: замызганные рукава и несколько пятен на животе, но это не имеет никакого значения. тру до красноты; игнорирую боль и только когда кровотечение снова открывается я позволяю себе остановиться. ты наблюдаешь со стороны и меня бесит, что ни один из нас не решается ничего сказать. я цепляю руками края раковины; наклоняюсь чуть вперед и закрываю глаза; шумно выдыхаю, отпуская голову и считаю до десяти, в надежде что это поможет привести мысли в порядок. — разве ты не этого хотела, минджу? — на удивление, мой голос звучит спокойнее, чем должен; на удивление, я не позволяю себе накричать на тебя. — ты хотела развод, хотела уехать отсюда - я отпускаю. чего ты ждешь? — голос предательски подрагивает под конец: чем больше держишь в себе, тем сложнее будет потом выдавливать весь этот гной из себя. чем сильнее пытаешься казаться стойким, тем более слабым окажешься под конец. я заставляю себя дышать размеренно; старательно пытаюсь разобраться с потоком мыслей, который сжирает меня изнутри; который роем ядовитых насекомых продолжает оставлять ожоги и отравленные укусы. вся правда в том, что мне сегодня некого винить кроме себя: в том, что слишком сильно привязался; в том, что возомнил будто бы имею хоть какое-то право влезать в твои дела; в том, что ослепленный ревностью, пошел на поводу животных инстинктов; и особенно сильно в том, что полюбил - а значит, окончательно потерял контроль. ты выглядишь такой миниатюрной сейчас: смотришь растерянно, большими глазами пытаешься вычитать что-то в моих собственных; непрестанно поправляешь подол платья и перебираешь пальцами волосы; ты жуешь помаду и на твоих губах не осталось ничего; ты постоянно - боже, постоянно, - касаешься золотого ободка на безымянном пальце, крутишь кольцо и я невольно цепляюсь за этот жест взглядом: это словно усмешка, напоминание о том, что у нас ничего не вышло - мы ведь даже не пытались. и это осознание подбивает к затравленному мозгу постепенно, медленно, неторопливо; правда раздирает глотку раздробленным стеклом, раздирает ткань, нервы, губы и каждую клеточку живого организма - заканчивая каждым предсердием; проскальзывает по венам, пульсирует алой массой. неправдоподобные ожидания обрывками липнут к сознанию, оставляя за собой скачущие огоньки, изрезанные предложения и вопросы: так много вопросов; так много что если; так много почему. ни один из нас не намеревался переступать за ту черту, которую вывели между нами совместными усилиями: мы с самого начала зациклились на том, что ничего не получится; что ничего не выйдет; что это ничего не значит. не удивительно, что мы даже не пытались двинуться с мертвой точки; не удивительно, что как вкопанные смотрели на то, как наше молчание, бездействие, равнодушие - уничтожают каждого из нас поочередно. мой отказ стал катализатором; твой - негласный, - отказ, стал нашим финальным аккордом. и что-то внутри меня щелкает; с треском вырубает к чертям собачьим все рубильники, когда ты задаешь один единственный вопрос - почему я это сделал. кривая усмешка - неужели ты не знаешь? неужели не понимаешь? или не хочешь верить в очевидные вещи и ждешь, надеешься, хочешь чтобы я слово за словом истолковал тебе негласные истины? меня это откровенно раздражает: я скрещиваю руки на груди и поворачиваюсь к тебе; настойчиво уменьшаю расстояние между нами и смотрю сверху вниз, а ты моргаешь часто, словно боишься иначе прервать наш визуальный контакт. — тебе понравилось? — сухо, отдаленно, холодно - голос даже не похож на мой, лишенной хоть какой-то мягкости; лишенный даже жалких попыток расположить к себе. — скажи, минджу, тебе понравилось? — вопрос сформулирован некорректно и ты теряешься; на автомате делаешь шаг назад, но я ловлю твое запястье и сжимаю в своей ладони, не позволяя тебе ретироваться; не позволяя тебе увильнуть от ответа. — понравилось как он смотрел на тебя? как он трогал? как он не скрывал того, что хочет тебя? — с каждым словом, голос звучит все грубее; выдавливать из себя буквы становится чертовски сложно, потому что боюсь что не удержу себя в руках. шесть блядских месяцев, я умудрялся контролировать себя и никакая твоя выходка не ломала меня настолько. никакая кроме этой. — этого тебе не хватало в отношениях со мной? — думаешь, если бы ты того захотела, если бы просто сказала или намекнула - я не стал бы для тебя чем-то большим? думаешь, я бы не смог дать тебе все то, чего ты лишена по воле наших предков? я часто ловил себя на мысли о том, насколько ты совершенна; часто осознавал, что ты меня до безумия привлекаешь и не единожды, мать твою, не один только раз я ловил себя на мысли что хочу тебя. ты и представить себе не можешь как часто я хотел тебя поцеловать, жадно смазывая дорогущую помаду с твоих губ, чтобы ощутить их вкус, их мягкость, их податливость; ты и представить себе не можешь как часто я мечтал коснуться твоих острых коленок, провести ладонью выше вдоль бедра, зарывая под подолы дорогих тканей, а потом усадить на свои колени, прямиком на заднем сидении машины. ты и представить себе не можешь, как часто мне хотелось рывком прижать тебя спиной к широкому зеркалу прямиком возле входной двери, чтобы сжать в руках слои одежды, подушечками достигая нижнего белья и четко знать, что ты безумно влажная внизу от моих прикосновений; чтобы языком вдоль шеи и ключиц, кусая, целуя, облизывая, присваивая себе. ты и представить себе не можешь как часто я мечтал сорвать с тебя каждый слой одежды, включая белье, потому что я понимал, что ты безупречна любой; хотел любить тебя, не только на уровне черствого сердца, но и своим телом, своими руками и губами. хотел срывать стоны, заглатывая их во время очередного поцелуя; хотел гореть кожей, пока твои собственные пальцы будут опалять каждым прикосновением; хотел принадлежать тебе и сам, каждым рывком оставляя отметины на тебе губами, зубами, ладонями. до покраснений на ягодицах, до багровых отметин на бедрах, до влажных следов на груди, до пурпурных шрамов на шее. хотел присвоить себе твое тело, твое сердце, твою душу - хотел и сам, каждой клеточкой своего естества, принадлежать тебе. но ты поддерживала это расстояние между нами, не позволяя подойти слишком близко и мне оставалось лишь подолгу смотреть на тебя; мне оставалось лишь наблюдать как трещу по швам. тебе было достаточно только показать, что ты этого тоже хочешь и клянусь всеми богами мира, минджу, я бы перенял инициативу; я бы сделал все для тебя, но ты этого не хотела. я опоминаюсь только когда ты вырываешь свою ладонь, но не отходишь назад; грозно поджимаешь губы, а я лишь мотаю головой, прежде чем ты ответишь: — я сделал это, потому что я все это видел со стороны. и мне это не понравилось. — видел голод в его взгляде; видел жажду, желание, возбуждение и я готов был выблевать все свои чувства, наравне со всеми витальными органами прямо там; прямиком к своим ногами. обычно, шторм прекращается, оставляя после себя лишь тишину: сейчас, шторм никак не утихнет, продолжая сравнивать с землей все живое, что только есть внутри меня. он холодными каплями бьет по мне изнутри; сухими ветвями царапает грудную клетку, путается в ребрах, вплетается в сердце, заставляя его нещадно кровить; он громким гулом влезает в самую утробу души, чтобы поднять пыль даже в самых отдаленных его уголках. и я так сильно хочу верить в то, что изнывает все внутри исключительно из-за злости, что наотрез отказываюсь видеть то, что это яркий всполох совершенно иных чувств. если ты не будешь моей, минджу, я не хочу чтобы ты принадлежала другому. и я прочищаю горло, потому что эти слова я никогда не произнесу вслух. заместо этого: — ты все еще моя жена. и я не могу позволить другому мужчине смотреть на тебя так, как смотрел на тебя он. — я выпрямляюсь и смотрю на тебя пристально, а ты смотришь ответно, словно переваривая все мои слова. будто бы пытаешься сложить дважды два, потому что не веришь что я могу тебя ревновать - думаешь у меня нет на то причин? все предельно просто, поверь: будь я равнодушен, наш дом не пах бы свежими цветами каждый божий день и не было бы никаких лаконичных записок «от ушика», потому что мне было бы плевать. будь я равнодушен, я бы не таскался за тобой, идя на поводу всех твоих маленьких прихотей и позволяя тебе быть свободной в каждом отношении своей жизни. будь я равнодушен, я бы никогда - подчеркни, подметь, запомни, - я бы никогда не измазал свои руки в крови, чтобы защитить твою честь. будь я равнодушен, я бы не унизился настолько перед всеми, глотая на надрыве сгустки горькой ревности. я коротко мотаю головой и возвращаюсь в ванную; открываю небольшой шкафчик из которого выуживаю аптечку. костяшки все еще горят жгучим недугом от стертой кожи и предельно свежих ран. пальцами перебираю содержимое и достаю антисептическую мазь, вместе с плотным пластырем. я присаживаюсь на край ванной и не сразу реагирую, когда осознаю что моя рука находится в твоих ладонях. ты осматриваешь осторожно, совсем невесомо проводишь пальцем и достаешь мазь, позволяя себе обработать зону поражения и ответом на мое шипение, лишь уменьшаешь еще сильнее расстояние между нами и дуешь, пытаясь унять жжение. я поднимаю свои глаза на тебя и смотрю: откровенно залипаю и ты это ощущаешь. наверное, это первый раз, когда ты касаешься меня по собственной воле. наверное, это первый раз, когда ты касаешься меня, пока на нас никто не смотрит. наверное, это первый раз когда ты позволяешь себе быть настолько близко ко мне; когда позволяешь заботиться; когда позволяешь себе эту интимную близость. и я не знаю что именно переломилось в тебе сегодня, но я точно знаю, что именно сейчас; именно в это мгновение, ты окончательно ломаешь меня. не замечаешь, как окончательно сравняла с землей каменые стены неприступной крепости. не замечаешь, как убеждаешь меня в том, что каждая из моих жертв - стоила того.
[indent] константы обернулись вдруг переменными, кажется. «никогда» обернулось вдруг зияющим пустотой «может быть». хруст ломающихся вовнутрь костей не более, чем излом ребер, в которых вплетается желание. ты слишком близко, минджу: не боишься что я снова потеряю контроль?